Главная роль 4
Шрифт:
Примечателен и муж второй дочери Горация — Людвиг Риттер фон Гутман, наследник очень богатой Австро-Венгерской семьи. Такой интересный выбор женихов никого не удивлял — у капитала же нет национальности, и сложные отношения с Австро-Венгрией никак репутации Горация не вредили. Какие к нему вообще могут быть вопросы, если сливки общества активно колесят по миру невзирая на политические дрязги? Воюет же государство, а лично они просто государству служат. Мировая практика, как говорится.
Гораций был в большой печали. Едва притронувшись к стоящему на столе «кошеру», он принялся курить
— В этой стране во всем винят иудеев! Что бы не случилось, плебеи устраивают погромы! Сколько раз мне ставили палки в колеса только потому, что мне довелось родиться жидом в этой погрязшей в ненависти к нашему народу стране? А во что мне обходится мое положение? На благотворительность — дай, чиновнику — дай, полиции — дай. А сколько стоит покровительство на Высочайшем уровне? Всем должен старый Гораций, всем обязан. И все эти траты совершенно бесполезны! Они берут и берут, заставляют решать их проблемы, а когда помощь понадобилась мне, этот жалкий Дурново и пальцем не пошевелил!
— Ужасная страна, — поддакнул Жозеф. — Никто не хочет работать, зато все берут.
— Знаешь, — вздохнул Гораций. — А я ведь радовался как никто другой, узнав о посулах наследничка. Со старым все понятно — он наш народ ненавидит и презирает, а выдающихся его представителей вроде меня терпит из страха. Убери старого Горация, и Ротшильды больше не дадут этой грубой скотине кредитов.
Прекрасно понимая, что Ротшильды продолжат давать кредиты Империи даже если Александр лично казнит всех иудеев прямо перед Зимним дворцом, Жозеф поддакнул.
— Молодой любит болтать о равноправии, но я уверен — он еще хуже своего отца. Черта оседлости — тяжелое ярмо на шее нашего народа, но она же защищает его от скудоумных любителей устраивать погромы. Она защищает нас от произвола конкурентов. Тамошние чиновники привыкли вести с нами дела и берут немного, но, когда придут русские, нам придется давать больше и без всяких гарантий! Это же катастрофа!
— Однако подана она весьма благовидно, — заметил зять. — Пресса носит цесаревича на руках.
— Этим лишь бы в припадках заходиться, — отмахнулся Гораций. — А теперь наследничек решил отнять у нас все нажитое честным трудом поколений Гинцбургов!
— Перескажите разговор еще раз, отец, — попросил Жозеф.
Поморщившись, Гораций пересказал — голова у зятя светлая, имеет смысл посоветоваться.
— Полагаю, при Дворе завелся кто-то, кто смог понять ваш план, — заметил Сассун. — И этот «кто-то» обладает большим влиянием на наследника. Рискну предположить, что именно этому неизвестному мы обязаны оживлением золотодобычи в Зауралье.
— Дурново таких людей не знает, — горько вздохнул Гораций. — Или, собака подлая, не захотел рассказать. Он годами жрал с этих рук! — показал холеные ладошки зятю. — А сегодня, когда я дождался его в коридоре, он посмотрел на меня так, будто это я ему должен и заявил, что далее не желает иметь со мною дел! Будто этого недостаточно, ему хватило наглости обвинить меня в подделке отчетов, словно я не платил ему лично под гарантии невмешательства в наши дела!
— Невероятная наглость, — машинально поддакнул погрузившийся в размышления Жозеф и спросил. —
— Пес его знает, — отмахнулся Гораций, которому меньше всего хотелось разбираться в родословной Нобелей.
Подумав еще, зять задал более актуальный вопрос:
— Отец, я понимаю, что мои слова прозвучат странно, но мог ли наследник иметь ввиду лишь необходимость перестать скрывать ваши настоящие доходы?
От настолько неожиданной мысли Гораций опешил. Мысль была неприятной, колючей, терзающей погрузившуюся в сладкую жалость к себе душу, но…
«…вручая вам собственными руками орден „За образцовое ведение коммерческих дел“».
Отогнав морок, Гораций одернул зятя:
— Ты слишком молод, мальчик мой. Если бы ты пожил с мое, тебе бы и в голову не пришла подобная глупость. Так — не бывает. Посуди сам: наследник вкладывается в золотодобычу, покупает и обменивает землю, велел Академии Наук создать единый геологический реестр. Неужели он оставит нам такой жирный кусок?
— Вы правы, отец, — смирился Жозеф с волей главы семьи.
— А как прекрасно все шло! — вздохнул Гораций по утраченной навсегда схеме. — Кредиты подставным идиотам под покупку приисков, выкуп их долгов, отработанные каналы сбыта золота в обход казны, и никаких налогов — с убытков-то какой налог? Теперь все, послал наследничек шпионов-простолюдинов, им взятки давать бесполезно — цесаревич им всю жизнь устроит, на кой им такие перспективы на тыщонку-другую разменивать? Да и как сыщешь? Там тысячи голодранцев.
— Цесаревич говорил о том, что не станет помогать приводить к покорности бунтовщиков на ваших приисках. Говорил ли он о бунтах на других приисках? — подкинул идейку Жозеф.
— А это мысль! — ухмыльнулся Гораций. — Посмотрим, как Его Высочеству понравится, когда его любимые русские добытчики подкинут ему проблем. Идем — работа не ждет.
Сидящий в соседнем кабинете филер Федька закончил стенографировать беседу, вынул из уха широким концом упирающуюся в перегородку трубку, которая позволила услышать разговор от начала до конца, положил ее в сумку, блокнот — во внутренний карман, и в прекрасном настроении принялся за остывшие, но все еще вкусные щи. Полковник Курпатов будет очень доволен!
Встреча со Второвым позволила мне вытряхнуть неприятное послевкусие после Гинцбурга и разговора с Дурново об этичности государственных служащих и вредности отсутствия дополнительных источников информации «с мест». Полчасика потрепавшись о делах иркутских — зоопарк уже запущен и радует посетителей самыми настоящими обезьянами, которыми «экзотическая» часть экспозиции пока ограничивается — я перешел к делу и спросил прямо:
— Александр Федорович, я — реалист, и понимаю, что работать в убыток даже для предельно преданного Империи человека, коим вы без сомнения являетесь, вредно. Предлагать вам убыточных проектов я не стану, однако должен понимать, что именно предложить к обоюдной для вас и Империи выгоде. Сколько денег вы можете позволить себе инвестировать без ущерба вашим делам и с расчетом на получение первых прибылей, причем весьма скромных, не ранее, чем через два-три года?