Главный приз
Шрифт:
Юлия демонстративно не услышала этого заявления, поэтому Гиви тут же предложил свой вариант:
— Юль, у меня тоже есть фен. Хочешь, помогу?
— Спасибо, Гиви, — с подчеркнутой теплотой отозвалась она. — Я все-таки сама попробую.
— Если что — зови. — Гиви вытряхнул их кувшина последние капли воды вместе с мелкими осколками льда, заметил, что Юлия вздрогнула, и хозяйским жестом смахнул лед с ее плеча. — Сразу зови, не стесняйся, я рядом буду.
Вот только этого ей не хватало…
— И меня зови, — подал голос Виктор. — И я рядом буду. Не стесняйся.
Юлия обернулась, уловила ехидное понимание в глазах Виктора и, резко отвернувшись, пошла к себе в каюту, гордо задрав
А все из-за этого Виктора… С самого начала вся суета происходит из-за него. С первой минуты этого дурацкого круиза, с той самой минуты, когда она, только-только поднявшись на борт, услышала его совершенно неприличный ликующий вопль и увидела, как он бежит к ней, протянув руки, Юлия поняла, что покой ей только снился. Еще спасибо, что Катерина время от времени отвлекает братца какими-то поручениями, а то бы и вовсе хоть утопись… Нет, все. Сегодня мы поссорились. Я предупреждала. И вообще, давно пора положить конец этому безобразию…
Вообще-то никакого безобразия, конечно, не наблюдается. В поезде Виктор вел себя вполне сносно. И даже непонятно, почему это с первой минуты ее присутствия на борту теплохода он ведет себя как… Как неизвестно кто. Никто никогда не вел себя с Юлией так, как этот Виктор. То есть нормально он себя ведет, придраться не к чему, если не иметь в виду этого принудительного купания в бассейне… Да и это пустяк.
Но до чего же тревожно, когда он постоянно ошивается рядом, и когда говорит всякие глупости с этой своей рекламной улыбкой, и даже когда просто молчит и смотрит светло-серыми, как платина, глазами с легким зеленоватым оттенком. Такое чувство, что он ее преследует. Глупости, конечно. Зачем бы ему ее преследовать? Да и преследуют, по-видимому, все-таки не таким способом. Вот этот выводок одноклеточных из подвида толстеньких — эти да, эти, можно с уверенностью сказать, преследуют. И Гиви со своими друзьями — те тоже преследовали, пока она с Гиви нечаянно не подружилась. Но по поводу и одноклеточных, и тем более друзей Гиви Юлия ни капельки не тревожилась. В конце концов, у нее огромный опыт общения с людьми, у которых еще и не такие патологии наблюдаются. Правда, там все-таки дети, а здесь взрослые. Как бы вменяемые и как бы отвечающие за свои поступки, так что в случае чего она вправе этим как бы крутым пообрывать псевдоподии. В процессе как бы адекватной реакции… И почему это одноклеточных с такой силой тянет размножаться? На самом деле — как бы размножаться… Потому что любимая тема их разговоров — это противозачаточные средства. Вот ведь одноклеточные, а?
Или это она так безнадежно отстала от жизни? Катерина, например, не видит ничего странного в их поведении. Да и Алан, кажется, не в шоке от их окружения. Наверное, они привыкли к такому обществу. Наверное, это и есть нынче приличное общество. Валерия чувствовала бы себя здесь как рыба в воде, это точно. Папа, скорее всего, смеялся бы про себя и в порядке психологической аутотерапии обыгрывал бы их в карты, обдирал бы безжалостно до последней золотой цепи. А мама Нина? Как странно: она не может представить, как повела бы себя здесь мама Нина. Может быть, тоже пыталась бы отсиживаться в своей каюте, чтобы лишний раз не встречаться, а если уж придется, тоже старалась бы смотреть мимо? Ой, мама Нина, мы, наверное, обе устарели как явление. Мама Нина, я по тебе скучаю и хочу домой.
Юлия переложила фен в другую руку и раздраженно потрясла головой. Совсем еще мокрые волосы. Скорее
В дверь каюты энергично забарабанили, и послышался голос Катерины.
— Сейчас! — крикнула Юлия, выключая фен и торопливо ныряя в желтый махровый халат. — Минуточку, Кать, сейчас я оденусь.
— Ну, ты даешь! — изумилась Катерина, влетая в каюту с какой-то сумкой в вытянутых вперед руках. — Весь народ даже в бар практически голым ходит, а ты и у себя чуть ли не в шубе сидишь.
На самой Катерине были белые шорты, майка и резиновые шлепанцы — невиданно много одежды, если учесть ее преданность бикини и твердое убеждение, что в такую тропическую жару неприлично не раздеваться, а одеваться.
— Я тебе фен принесла, — сказала Катерина, расстегивая сумку и доставая из нее аппарат немыслимой элегантности. — Витька сказал, что ты в бассейн нырнула и волосы намочила…
— Виктор тебя обманул: я не ныряла в бассейн. Он меня столкнул, — объяснила Юлия, поворачиваясь и направляясь на прежнее место — к столу, на котором сидела перед приходом Катерины. — За фен спасибо. У меня есть, но одним я не справлюсь до ужина. Ты не занята? Может, поможешь мне немножко?
Катерина молчала, и Юлия оглянулась удивленно: как-то это было не похоже на Катерину, она никогда не молчала, разве только во сне.
— Ты что, Кать? — Юлия даже забеспокоилась, видя эти остекленевшие глаза и замороженную растерянную полуулыбку. — Что случилось?
Катерина моргнула, тряхнула головой и вдруг, быстро протянув руку, вцепилась Юлии в волосы и довольно сильно подергала их.
— С ума сошла! — ахнула Юлия. — Больно же!
— Знаешь, я тебе еще неделю назад сказать собиралась: отстегни ты этот свой шиньон, что ты по такой жаре такую тяжесть на башке таскаешь! — Катерина поискала розетку и включила свой фен. — Даже в голову не приходило, что у тебя это все свое… Во дела, а? Садись давай. Тут и правда даже двух фенов мало. Наверное, всю жизнь растила, да? Никогда не стриглась?
— Наоборот, всю жизнь стриженой ходила. Коротко! Почти как твой брат… — Юлия уселась на стол, откинув волосы назад, и включила свой фен. — Я с детства гимнастикой занималась, довольно серьезно. А такие волосы в гимнастике — тяжелая обуза.
— Да уж, — согласилась Катерина, взвешивая на руке все еще влажную массу волос. — Что тяжелая — то тяжелая… И как ты их таскаешь?
— Привыкла. Я перед окончанием школы стричься перестала. Мы тогда как раз опять переехали, и мне пришлось гимнастику бросить. А про волосы я забыла, вот они к выпускному и выросли. И так сильно! Я хотела отрезать, а папа сказал — не надо. А в университете я гимнастикой уже не всерьез занималась, а так, чтобы не забыть… И косу резать не стала. После первого курса уже такая коса была, что мне самой даже расчесывать ее трудно было.
— Сейчас я тебя причешу. — Катерина говорила негромко, бережно поддерживая пряди под струей теплого воздуха. — Надо же, прямо как шелк… Такая роскошь… Мужики от длинных волос прямо балдеют. Вот, наверное, мужу твоему что нравилось.
— Не знаю. — Юлия задумалась, вспоминая, что говорил Димка. — Не помню. Кажется, он ничего не говорил.
— Не может быть, — так же негромко и задумчиво сказала Катерина, осторожно ведя расческой сверху донизу по всей длине волос. — Уж что-нибудь да говорил…