Главный свидетель
Шрифт:
– Взял бы замуж, – вздохнул Филя, – да вот муж из меня совсем хреновый. Ненадежный. Пока живой – стена, это точно, а вдруг что случится? Одно воспоминание и останется. Тебе это сильно надо?
– Барина… в смысле Илью, вам не сломать, – как-то обреченно сказала Юлия. – Сил не хватит. Зря стараетесь, мальчики.
– Ох, не зря, Юлька, – засмеялся Филя и, приподнявшись, уставился ей прямо в глаза почти влюбленным взглядом.
Она долго разглядывала его лицо, хмурилась, потом прерывисто вздохнула, обеими руками сильно притянула его к себе и прошептала в самое ухо:
– Господи, как хочется… верить…
А позже, когда совсем
– Ты, когда уйдешь, оставь мне эту кассетку. Я всю посмотреть хочу.
– Понравилось? – понимающе усмехнулся Филя.
– Ага? Такую я себя еще не знала… Наверное, ты прав… Скажи мне, – вдруг будто забеспокоилась она, – если вам так легко удалось устроить здесь, в спальне, киностудию, почему ты уверен, что кто-нибудь другой, да хоть и… не захотел бы наставить и своих приборов?
– Молодец, вопрос вполне по делу. Потому что, ставя свое, мы проверяем все остальное на вшивость. У тебя чисто.
– Сам проверил?
– Ну а кто же? – улыбнулся он.
– Просто не знаю, как я без тебя теперь буду?.. – Она таким искренним взглядом посмотрела на него, что Филя интуитивно поежился: это ж надо, такая банальность! И вспомнил, кажется, Алексей Петрович Кротов недавно говорил по какому-то поводу, что всякая сегодняшняя банальность прежде наверняка была великим откровением.
Глава восьмая ОШИБКА АДВОКАТА
Пока Юрий Петрович Гордеев занимался своей адвокатской деятельностью где-то во глубине вологодских лесов, Денис Андреевич Грязнов, по собственным, уже первоначальным прикидкам, мог быть отчасти удовлетворен проделанной за несколько дней работой.
Он сидел в своем кабинете перед листом бумаги и толстым черным фломастером чертил некую схему, состоящую из ломаных линий и квадратиков на каждом конце воображаемого древа. Ствол и ветки служили связями между фигурантами и требовали жестких обоснований, а квадратики с фамилиями внутри каждого – самих фигурантов.
А схема-то выстраивается совсем неплохая, думал он, соединяя теперь и квадратики между собой.
В натуре же, если исходить из уже имеющихся данных, вполне возможно, что дело выглядело следующим образом.
Первое. Сведения, полученные Филиппом от Юлии Марковны, свидетельствовали о том, что Осинцева пала жертвой заговора. Если Носов-старший пробовал уверить Лидию, что он был вынужден сам вступиться за Поспеловского и избавить его от назойливого кредитора, точнее, кредиторши Инны, то Юлия теперь утверждала обратное. Никакая «помощь» Валентину Васильевичу не требовалась. Это все чистое вранье Носова. Просто он не желал терять партнера в мэрии, а дело шло к тому. Едва Поспеловский сообщил, что собирается уйти из конторы и заняться на старости лет чистым творчеством, как поднялась паника. О себе Юлия, разумеется, постаралась промолчать, чтобы тем самым вывести в инициаторы преступления Илью Андреевича. Ну это, впрочем, было понятно. Да и Филипп, проводивший с ней «следственную работу», тоже предлагал не топить женщину. Может, он по-своему и прав. Если нет острой нужды, зачем лишние жертвы?..
Далее Юлия сообщила, что Валентин, по сути, сам невольно подставил свою невесту, сказав Илье, когда тот кричал на него, ругался, требовал отказаться от бредовых планов, на исполнение которых у Поспеловского и средств-то не было, что необходимые деньги уже есть. Илья впал в шоковое состояние, а торжествующий
Второе. Деньги у Поспеловского на организацию собственной творческой мастерской действительно появились. Мастерская была образована, официально зарегистрирована, получена лицензия, появились необходимые кадры. Лида там работает, есть интересные заказы. Но если все это уже появилось на свет, какой же был смысл убивать Осинцеву? Дело-то ведь сделано! Другой разговор, если бы она вдруг потребовала свои деньги назад, а Поспеловский отказался бы их возвращать. Вот тогда версия Носова могла пройти. Но эту версию категорически отвергает Лидия. Хотя она может и защищать таким образом своего отца. Тоже следует иметь в виду. Факт нуждается в доскональной проверке.
Третье. Борис Осинцев подтверждает, что со счета его бывшей жены были сняты незадолго до ее гибели триста тысяч долларов. Сумма очень даже приличная. Но кроме того, из ее сейфа пропало драгоценное ожерелье ценой примерно полмиллиона долларов.
Борис Аркадьевич, не без настойчивой помощи ему в этом плане Алексея Петровича, оказался человеком дела. Не прошло, что называется, и суток, как он передал Кротову цветную фотографию этого изделия итальянских ювелиров и копию чека, присланного ему из Милана по факсу. Худо-бедно, а доказательство! Но тогда не явилось ли поводом для преступления именно оно, а совсем не деньги, уже по существу вложенные в долгосрочное дело?
Или же убийца, как говорится, прихватил его заодно, потому что плохо лежало? В обвинительном заключении это ожерелье вообще не фигурировало, что довольно странно. Не заметить такой факт просто трудно. Или его не хотели замечать, но тогда вопрос меняется в корне.
Так, пусть будет еще одна ниша для раздумий…
Четвертое. Обвинение Андрея Репина ложное, несмотря на его собственные признательные показания. Чем они были вызваны, как раз сейчас и выясняет Юра в вологодской глуши.
А в том, что Андрей был подставлен, убеждает огромное беспокойство, проявленное господином Носовым-старшим. И, в частности, его вранье Лидии, будто он на самом деле спит и видит, когда наконец его усилиями, а надо понимать – взятками должностным лицам, освободят племянника из-под стражи.
Между прочим, Юлия в своих показаниях утверждает, что Ильей Андреевичем была как бы обронена очень характерная для него фраза: мол, придется устроить Лидии свидание с Андреем… в гробу. Носов-старший был всегда человеком решительным и жестким. Даже больше жестоким, поэтому от него можно ожидать в дальнейшем чего угодно. И это обстоятельство надо обязательно иметь в виду.
Пятое, и, кстати, самое, пожалуй, важное на сегодняшний день. Показания Валерия Ознобихина о том, что ему неоднократно и довольно настойчиво указывали на убийцу. «Наседка» в камере – раз, требование изменить первоначальные показания – два, отслеживание безымянного владельца карточки в казино – три, ну а прессование – тут уж и говорить не о чем. Очень нужно было, чтобы его показания выглядели так, как их в конечном счете и представили суду. А для усиления давления на охранника ему постоянно напоминали, что главный подозреваемый – это именно он. Поневоле, чтоб снять с себя ложные обвинения, приходилось идти на обыкновенный подлог.