Главред: назад в СССР 2

Емельянов Антон Дмитриевич

— Но Богдан Серафимович? — Краюхин изумленно повернулся к нему. — Мы ведь хотели только обсудить, проработать…

— А ты, Анатолий Петрович, в кресле своем не засиделся? — седовласый даже не посмотрел на первого секретаря райкома, продолжая буравить взглядом меня. — У тебя тут самая настоящая контра в редакции развелась, ты мне еще о проработках говорить будешь! Я что, по-твоему, Николаю Федоровичу[1] должен докладывать? О том, как у тебя в районе в День комсомола такая дрянь выходит?

Все это время я старался сдерживаться, но именно эти слова Богдана Серафимовича прозвучали словно пощечина. Стерпеть такое было

уже невозможно.

— Дрянь? — возмутился я. — История парня, который возил ликвидаторов на автобусе? Или, быть может, дрянь — это комментарии ведущих врачей? Вы, извините, статью хотя бы читали или довольствовались заголовком и фотографией?

К такому седовласый оказался явно не готов. Он глотал воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, даже галстук ослабил.

— Да как ты смеешь, щенок! — наконец, процедил он сквозь зубы. — Я все прочитал, и не по одному разу. Всю твою филиппику в адрес советской власти!

— Это какую же? — усмехнулся я.

— Мракобесие! — функционер то ли уже не слушал меня, то ли сознательно избежал ответа. — В советской газете про колдовство пишут! Тьфу! А я за тебя, Кашеваров, перед Татарчуком, между прочим, лично краснел! И за тебя, Анатолий Петрович, тоже!

Богдан Серафимович только теперь посмотрел на Краюхина, а я зато вспомнил, наконец, кто он такой. Фамилия его была Хватов, и он возглавлял «Андроповские известия» в шестидесятых и семидесятых. Потом его перевели в областной центр, где он входил в редакционный совет «Калининской правды» и занимал не последнюю должность в обкоме. Что самое паршивое, районки формально подчинялись областному изданию, и опять же формально Хватов мог вмешиваться в работу моей газеты. Его портрет, к слову, тоже висел в нашей «галерее славы» наряду с Кашеваровым и другими главредами. Только вот Бульбаша, кстати, там не было, я вот что еще вспомнил. Видимо, из-за пагубного пристрастия.

— В общем, так, Евгений Семенович, — Хватов немного успокоился и перестал брызгать слюной. — От своего поста ты пока отстраняешься, соответствующий приказ я подпишу, полномочия у меня на это есть, как ты понимаешь. Но есть для тебя и хорошая новость. Все-таки до этих своих демаршей ты газетой нормально руководил, так что, учитывая твои былые заслуги, в редакции я тебя оставлю, так уж и быть. Переведу в старшие корреспонденты. А там посмотрим, кем тебя заменить. Есть перспективные-то, Клара Викентьевна?

— Арсений Степанович Бродов у нас числится одним из заместителей, — ответила Громыхина. — И Виталий Николаевич Бульбаш. Из молодых же…

Я внимательно слушал Клару Викентьевну, которая осторожно отметила, что молодежь пока еще не готова возглавить газету, а Евгений Семенович, то бишь я, высококвалифицированный и ответственный редактор. И, возможно, стоит дать мне шанс, взять на поруки, помочь направить энергию в мирное русло. А параллельно в моей голове укладывалась мягкой кошкой мысль: да, меня все-таки сместили, как я и опасался, но при этом оставили в редакции. Конечно, обидно, что старый хрыч Хватов уже подыскивает мне замену, однако еще не вечер. Была мысль прямо сейчас встать в позу и потребовать бумагу из обкома, вот только я понимал, что он не блефует. Нет, мы пойдем другим путем.

— Ладно, посмотрим, — между тем, властно махнул рукой Богдан Серафимович, останавливая Громыхину. — Ты мне Кашеварова-то не защищай, он американские методы

работы хотел в газету ввести. Хотел, Кашеваров?

И снова меня неприятно кольнуло внутри: Метелина. Вряд ли кто-то еще меня сдал, а старушка и впрямь зуб заточила. Интересно, и как она на Хватова вышла? Анонимку написала — мол, довожу до вашего сведения?..

Как бы то ни было, мне теперь надо что-то придумать. Я верю, что выкарабкаюсь, но пока что все валится, будто карточный домик — не только задуманный мной цикл статей о немирном атоме, но и, похоже, концерт в честь Дня комсомола. А ведь он, между прочим, уже сегодня. Интересно, зарубит Хватов заодно и мою инициативу с советским роком?

— Перерыв десять минут, полагаю, устроит, коллеги? — обратился тем временем седовласый к Громыхиной и Краюхину. — Отлично. Евгений Семенович, подготовьте, пожалуйста, передачу дел и попросите Варвару организовать сбор коллектива редакции. Всех, а не только журналистов, и здесь, в ленинской комнате.

— Ее зовут Валентина, — подметил я.

— Ну да, Валентину, — развел руками Хватов. — А я как сказал?

Я ничего не ответил и вышел в коридор. Внутри меня немного потряхивало, но снаружи я старался держаться. Может, швырнуть на стол партбилет и уволиться? Ну уж нет! Не для того я тут все организовывал, чтобы взять и бросить! Да и велика ли важность, место? Если Хватов поставит вместо меня Бульбаша или Бродова, стану серым кардиналом. А если нет…

Мелькнула мысль, что партийный функционер вполне может прислать замену из Калинина. И это гораздо сложнее. Со своими всегда можно договориться, а вот человек со стороны будет просто делать по-своему. Точнее — по указке из областного центра. Что ж, прямо сейчас решение не найти, надо дождаться планерки. Передам дела Хватову, а когда придет понимание, как все будет дальше, тогда и составлю план.

— Валечка, организуйте, пожалуйста, полный сбор коллектива в ленинской комнате, — попросил я секретаршу, улыбнувшись как ни в чем не бывало. — Начинаем через десять минут.

Девушка кивнула в ответ, и на лице ее отражалось полное понимание происходящего. Меня списали.

[1] Имеется в виду Николай Федорович Татарчук — первый секретарь Калининского обкома в 1985 — 1990 годах, фактический руководитель региона.

P. s. Поворот, как и думал сам Кашеваров, вполне предсказуемый. Но ведь он же не собирается сдаваться, согласны? ;) А продолжение — в пятницу! И помните — ваши лайки и комментарии нас мотивируют писать больше и лучше, так что не исключены и внеплановые главы!

Глава 5

Журналисты, удивленно переговариваясь, заходили в просторную ленинскую комнату и рассаживались на стулья. Следом пришли сотрудники остальных подразделений — верстальщики, корректоры, бухгалтерия, автопарк, не было только работников столовой, но они не подчинялись редакции, а относились к отраслевому тресту.

Народ чувствовал перемены, но еще не понимал, как к ним относиться. Каждый то и дело посматривал на меня, не смея задать вопрос на глазах у партийных бонз. И все же догадаться было нетрудно, потому что сам я сел не в президиуме, а на обычном стуле среди остальных. Рядом плюхнулся пахнущий одеколоном Бульбаш, по другую сторону примостилась Марта Мирбах.