Главы Апокалипсиса. Начало
Шрифт:
Глава 2
Дорога к больнице выдалась непростой. Да и можно ли назвать дорогой полное ее отсутствие…
Меня душили кашель и, собственно, мгла, по сути, этот кашель вызывавшая. Поскольку с собой я не брал ни респиратора, ни противогаза (я с превеликим удовольствием поиграл бы в слоника или, на крайний случай, в работника химической промышленности, похожего на поросенка в белом халате.), пришлось вспомнить школьные уроки по гражданской обороне времен родного Советского Союза.
Гордо хромая в новой собственноручно сделанной, пропитанной водой, псевдо–марлевой повязке, я вспоминал, что еще можно сделать в таких условиях из рубашки. Последняя лишилась
Я устал считать, сколько раз споткнулся или ударился обо что-то. Ноги и без того ныли, а в мышцах стреляло. Прислушавшись к телу, почувствовал вибрации и физически ощутил гудение – это означало только наличие в моем теле энергии, перегрузки и усталости. Иными словами, мое тело работало на пределе, одновременно забирая из всего окружающего меня мира жизнь. Хорошо еще, что я регулярно посещал бассейн и стадион, иначе давно бы уже загнулся…
О том, что я уже достиг цели своего нелегкого путешествия, я понял, когда дорогу мне преградил массивный обшарпанный сейф.
Сейф, видимо, из банка, который находился через дорогу от больницы. Самого же банка, естественно, на месте не оказалось, по крайней мере, в том смысле, под которым мы понимаем это слово. Да, были банковские служащие; да, были бумаги; да, было здание…, но теперь это все представляло собой кровавое месиво. То тут, то там валялись фрагменты тел, куски бумаги, кучи каких то блоков, кирпичей и еще чего-то, что было когда то оргтехникой и прочим оборудованием.
Обойдя руины справа (именно справа – так я оптимально, обойдя забор, попадал прямо ко входу в здание. Центральные ворота были заблокированы сгоревшим грузовиком, а перелезть разрушенный местами забор уже не представлялось возможным), я понял, что ни больницы, ни травмопункта уже не существует. В результате мой инвентарь пополнился собранной на обломках аптечкой: тут были пакет с разными упаковками таблеток, разорванные, не целые, внешне грязные таблетки… Бинты, разные баночки – перекись водорода, йод, какие то анаболики, даже одноразовые шприцы и презервативы. Что-то валялось среди груд кирпичей, что-то было в разбитом саквояже доктора скорой помощи, что-то в самом автомобиле скорой помощи, разрезанном пополам секцией ворот, которые сбил грузовик…
Первую помощь оказал себе сам: промыл покрытую пылью рану на голове, потом прижег перекисью, кое-как прикрепил куском бинта вату, предварительно обсыпав каким-то антибиотиком – то ли ампициллином, то ли пенициллином – точно не помню. Наверное, именно так выглядели французы после Москвы 1812–го года, или драпающие немцы, или раненные советские воины после бомбежки, по уши замотанные в застиранные бинты.
Побродив вдоль развалин больницы, я наткнулся на вырванные или вырезанные по плечо руки, ровно висевшие на веревке, тянувшейся от ближайшего дерева куда-то в туман… Рассмотреть толком ничего не смог: приступ рвоты прекратил мои и без того запутанные мысли, заставив ненадолго впасть в панику и увидеть собственную желчь.
Слезы, сопутствующие рвоте, начали резать глаза. Рука сама собой нащупала кусок какой-то трубы, а желудок заурчал. Вместе с тем, впрыск адреналина, вызванный страхом и видом этого кровавого зверства, придал мне сил и вызвал легкую дрожь во всем теле.
Я не искал, откуда взялись эти руки и где заканчивалась веревка, на которой они висели (найдите кого-нибудь поглупее: все, кто смотрел фильмы ужасов, знают, чем это обычно заканчивается), а просто пошел обратно к трамвайной линии, надеясь, что мне не пригодятся мои старые, давно забытые навыки в области единоборств, ну или, по крайней мере, в области легкой атлетики. Нахлынувшие воспоминания были прерваны здравым смыслом, который порекомендовал мне, счастливому обладателю восьмипудового тела, прекрасного пузика,
Время близилось к вечеру, видимость, и без того отсутствовавшая, начала очень быстро переходить в полную невидимость. В том смысле, что если днем все было как в молоке, то вечером все стало как в черном молоке, стоящем в непрозрачной банке в темной комнате с черными стенами. Есть более простая и общепринятая фраза: «темно, как у негра в ж…».
Надо искать ночлег…
В конечном итоге мне удалось найти наполовину разрушенный двухэтажный дом, построенный еще пленными фашистами в послевоенные годы – его полуметровые стены остались стоять нетронутыми. Внутри же остова царил полный хаос. Перекрытия были не очень прочными, а их деревянные балки давно сгнили… Все в книжках или учебниках по истории видели дома после бомбежек во время Великой Отечественной Войны. Именно так и выглядел этот памятник послевоенного зодчества, а ныне памятник на общей могиле семей, когда-то тут обитавших… Впрочем, так же, если не намного хуже, выглядели все дома, попадавшиеся пока что у меня по пути…
Труба прекрасно выполняла функции палки, на которую было удобно упираться и ворошить обломки, а благодаря изгибу вверху, еще и напоминала посох пастуха–горца. Для приличия, да и интересу ради, проорав, есть ли кто живой али мертвый, я понял, что мои соседи на ночь только трупы, пастух я только духам, а моей ночной собеседницей будет лишь глухая тишина…
Расположиться решил на половине дивана, торчавшего из-под плиты, бывшей, по всей видимости, потолком. Да и крюк от люстры с обрывками провода намекал, что я больше прав, нежели ошибаюсь. Натаскал каких-то шмоток, валявшихся рядом, даже нашел половину одеяла, притащил кусок ДВП, два куска шифера. Апогеем поисковых работ явились консервная банка с кукурузой, расплющенный и покрытый коркой пыли получёрствый батон и пластиковая бутылка с остатками прокисшего молока.
Как я все это ел? Да еще в таком состоянии? Вы бы еще спросили, как долго я это все искал в темноте. На самом деле всё всегда намного проще, чем кажется. Очень просто: из батона выковырял мякоть, запил молоком. Со времен школы я просто ненавидел молоко – помните гадкую мерзкую пенку, как вы ловили ее по стакану пальцем или оставляли на стенках стакана, сцеживая молоко через зубы? Так вот, никогда с таким наслаждением я не пил молоко. «Скисшее», — поморщитесь вы. Да я заметил, что брезгливость моя улетучилась вместе с двухдневным голодом… С кукурузой пришлось повозиться – открывалки не было, была куча кирпичей. Пригодились знания из далекого спортивного детства: банка в одну руку, кирпич – в другую. Я ошалело тер, пока одна сторона банки не протерлась и я не добрался до вкусного содержимого…
Пока мой желудок наполнялся пищей, а вокруг темнело все больше и больше, душу мою начала переполнять тревога. Мысли о том, что же случилось, где все, кого я знаю, как жить дальше, что делать, начали захлестывать расшатанную событиями последнего дня психику. Добило меня непонимание того, что случилось и что со мной будет, если жить без друзей, компьютера, родителей и брата.
Мое лежбище венчало центр огромной кучи хлама, поэтому обвал стены не грозил мне ничем, кроме выплеска обещавшего закончится адреналина и очередного испуга или страха. Не скажу, что я робкого десятка, скорее, наоборот и, как девизом, пользуюсь в жизни фразой Чингиз Хана «Боишься – не делай, делаешь – не бойся», но совсем новая обстановка и ряд новых факторов пробудили во мне какие-то животные инстинкты, дремавшие в глубинах родовой памяти…