Глаз павлина

Гордон Уильям

— Ну,— Джилзан стал серьезным,— если бы не мои родственнички, попали бы мы к тебе среди ночи, а, почтенный Рамазан?

Начальник стражи развел руками:

— Твоя правда, Джилзан.

— Так вот,— продолжил Джилзан, обращаясь к Конану.— Как бы там ни было, а совсем скоро мне удалось поднять начальника стражи с постели.

Киммериец сказал:

— Мы с Тумеларом,— на лицо Конана набежала тень,— уже плутали по коридорам под зданием…

— Еще время потребовалось, чтобы рассказать Рамазану все, что тебе удалось выяснить.

— И будь я проклят, горец,— соглашаясь с Джилзаном, кивнул Рамазан,— если я ему сразу не поверил. Ты знаешь, я всегда чувствовал в Зебубе

какую-то гниль. Но кому могло прийти в голову, что под личиной светского хлыща скрывается глава кровавого культа! Все-таки его сила была действительно велика! Знал бы ты, Конан, что я почувствовал, когда купец сказал мне, что Фарах околдован.— Рамазан скривился.— Я думал, король так сдал из-за исчезновения принцессы… Мне и в голову не пришло, что душу Фараха, да ниспошлет ему Птеор исцеление, поработил нечестивый жрец Золотого Павлина!

— Но едва мы покинули покои почтенного начальника стражи,— продолжил Джилзан свою историю,— как случилось вот что…

Кто знает, что привело Фараха с отрядом личных телохранителей к дверям начальника стражи? Страх одиночества тому виной, заклинание Зебуба или простая случайность? Но произошло так, что правитель Кироса стоял, на пороге покоев Рамазана, когда Джилзан, открывая дверь, обронил:

— Я не знаю, сколько там этих тварей, но гхазец собрал вместе всех поклонников Огненной Птицы. Главное — вовремя остановить Зебуба!

Наверное, рассудок короля Кироса совсем помутился. Услышав слова Джилзана, он завопил:

— Измена! Рамазан, проклятый заговорщик, ты предал меня! Ты предал Кирос! Так вот почему ты так ненавидишь моего драгоценнейшего Зебуба! Ты всегда хотел занять мой трон! Не бывать этому, мерзкий злодей! — в бешенстве затопал ногами Фарах. Глаза правителя Кироса налились кровью, изо рта летела слюна: — Отрубить изменникам головы! Немедленно! — отдал он приказ своим телохранителям.

Надо сказать, угрюмые гиганты-запорожцы повиновались лишь Фараху. Эти дикари признавали только одного-единственного хозяина, отказываясь подчиняться даже начальнику стражи.

— Ты знаешь, я не трус,— прижимая руку к сердцу сказал Конану Джилзан.— Но я подумал: «Джилзан, ну вот тебе и крышка!» Что могли противопоставить два старых безоружных человека, пускай и бывших воина, и полумертвый парень, полудюжине стражников, этих непревзойденных рубак?

Рамазан кивнул, признавая справедливость слов Джилзана:

— Я тоже растерялся. Погибнуть по приказу обезумевшего друга? Нет, не так я представлял свою смерть!

— А я этого ничего вообще не помню,— пожал плечами Ишмаэль.— Мне к тому времени уже было все равно…

— На меня надвигается огромный вислоусый стражник, я глаз не могу оторвать от его блестящей сабли, которая вот-вот обрушится на мою бедную голову, и вдруг… Бабах! Прямо из гигантского зеркала, стоявшего в коридоре, появляется, глазам своим не верю…— Голос Джилзана звенел от возбуждения.— Афризия!

— Как Афризия? — подскочил на стуле Конан,— Ее же украли!

— Ну! И я так подумал.— Джилзан быстро-быстро закивал.— Я, грешным делом, решил, что мне уже отрубили голову и то, что я вижу — предсмертные видения. Но ничего подобного! А за принцессой какой-то парень в черном…

— Андуран! — догадался Конан.

— Точно! — Джилзан подмигнул киммерийцу.

На мгновение он замолк, жадно приникнув к кубку.— Слушай, что дальше было. «Отец!» — это, значит, кричит Афризия. «Стоять!» — кричит мужчина в черном и щелкает пальцами. Я уже вообще перестаю что-либо понимать, потому что прямо на моих глазах казаки превращаются в статуи. Фарах — так тот вообще обезумел. Он побледнел, побагровел, попытался что-то сказать,

но лишь прохрипел: «Афхр-рри…» — и рухнул замертво.

— Между тем во дворце поднялась страшная кутерьма.— Теперь говорил Рамазан.— Коридор наполнился людьми, разбуженными шумом и грохотом, все кричат, вопят, со всего дворца сбегается стража… Те, кто постарше, решили, что на дворец опять напали зуагиры… Афризия стоит на коленях рядом с отцом и зовет врача… В общем, лечебница для полоумных. Но тут незнакомец начинает отдавать распоряжения и мгновенно наводит полный порядок. Одно слово, волшебник.— Рамазан развел руками.— Значит, мужчина в черном подхватывает на руки Фараха, как будто тот ничего не весит, и решительно направляется в мои покои. «Мальчика — сюда же,— говорит он Джилзану.— Навести порядок,— это мне.— Все будет хорошо»,— это Афризии. Я выставляю у дверей караул и строго-настрого велю им никого ко мне не пускать. Кроме того, я послал гонца в храмовые казармы поднимать по тревоге своих Барсов. Когда я вернулся в комнату, Фарах уже был нормального цвета и ровно дышал, а незнакомец стоял над Ишмаэлем, что-то бормоча под нос. Прежде чем я успел что-то сказать, прямо на моих глазах раны мальчишки начали затягиваться. «Познакомься, Рамазан, это Андуран,— сказала мне Афризия.— Тот самый знаменитый волшебник… Ц мой будущий муж»,— добавила она. Андуран мне кивнул и сказал: «С этим мы разберемся попозже, а теперь у нас есть проблемы и посерьезнее. Можете мне поверить, но судьба мира сейчас зависит от того, поспеем ли мы на помощь одному безумному храбрецу».

— Это он тебя имел в виду, Конан! — подмигнул киммерийцу Ишмаэль.

— Андуран каким-то образом знал о происходящем, поэтому мы насколько могли быстро составили план атаки и, не теряя ни мгновения, с отрядом Барсов помчались к посольству Гхазы. Ну а что было дальше, ты и сам видел,— закончил свой рассказ Рамазан.

— Ничего не понимаю,— помотал головой Конан.— Андуран, конечно, и воин, и маг великий, спору нет. Я сам видел, как он демона куда подальше спровадил. Но Афризия-то как к нему от Зебуба попала?

— Так в том-то все и дело! — вскричал Джилзан.— Зебуб не имел ни малейшего отношения к исчезновению Афризии!

Конан в полном недоумении посмотрел на Рамазана. Тот кивнул киммерийцу:

— Так и есть. Но подожди немного, ты все сам узнаешь. Одевайся, нам уже пора.

* * *

Трудолюбивые и мужественные граждане Кироса уже справились с последствиями той страшной ночи, когда судьба и их города, и всего мира висела на волоске. Более того, весть о том, что зловещее божество окончательно повержено Андураном, наполнила сердца этих людей радостью, несмотря на то что многие семьи все еще носили траур.

Когда же в Кирос прибыл король Арамаз и узнал, что представлял собой принц Зебуб на самом деле, он отрекся от сына и публично принес извинения дружественному народу Кироса. Афризия с Ниенной старались помочь правителю Гхазы чем могли. Хвала Птеору, что у Арамаза были еще дети и заносчивый принц не был из них самым любимым. Второго по старшинству сына Арамаза, принца Хубата, гхазцы любили несравнимо больше, чем его брата.

Фарах еще окончательно не выздоровел, хотя быстро шел на поправку. Раны духовные поддаются лечению куда тяжелее, нежели раны телесные. Поэтому выступивший от его имени Рамазан, пользующийся всеобщим уважением, объявил, что помолвка Андурана и Афризии состоится через две седмицы. И то, что мужем их любимой принцессы станет знаменитый волшебник, а не отвратительное чудовище, вызвало у киросцев неподдельный восторг.