Глаз ведьмы
Шрифт:
— Выруби шарманку, — ни к кому не обращаясь, распорядился первый, в пестрой рубахе. «Боксер» прошел в комнату и выключил музыкальный центр.
— Итак, где он?
«Пестрая рубаха» отхлебнул чаю и пристально посмотрел в глаза Славику. Тот отвел взгляд в сторону и промямлил:
— А п-почему, с-собственно?..
— По праву сильного, — охотно объяснил бугай. — Ты же не хочешь, чтобы тебя били ногами? Правда? Тогда скажи, куда отравился господин Серов? Если ты не в курсе, то это фамилия твоего квартиранта, так интересовавшегося Тамарочкой Сыровой.
— Я ничего вам не скажу! И вообще уходите! — срывающимся от волнения голосом выкрикнул Славик, но тут третий из незнакомцев неожиданно накинул ему на шею шнур от чайника и затянул петлю так, что у Тарасова потемнело в глазах.
— Скажешь, — небрежно отодвинув в сторону чай, жестко бросил бугай. — Или тебя удавят! Ну, где сейчас Тамарка?
— В Солнечногорске, — проклиная в душе собственную слабость, просипел Тарасов, жадно хватая воздух широко открытым ртом. Он пил его как самое хмельное и прекрасное вино на свете!
— Серега к ней поехал?
— Не знаю! Он не говорил.
— Адрес где?
— Он взял записку. И потом ушел.
— Улицу помнишь?
Славик чувствовал себя Иудой, но боялся солгать этим страшным людям и хотел теперь лишь одного: никогда более в жизни не видеть ни этих незваных гостей, непонятным образом проникших в его квартиру, ни Сергея, которого он, спасая себя, малодушно предал. Пусть все отвалят и оставят его в покое! Он не герой и не боец, он пишет песенки для детей и не способен на борьбу, свершения и подвиги! Есть же на свете люди, которые на это не способны, вот он один из них!
Презирая себя, он назвал улицу, и тут страшная петля вдруг затянулась еще туже, и Тарасов попытался схватиться за нее руками, чтобы вдохнуть хотя бы еще раз, но свалился с табурета и, несколько раз дернувшись, затих.
— Все? — парень в пестрой рубахе допил чай, взял со стола салфетку и аккуратно завернул в нее чашку. — По дороге где-нибудь выброшу. Ну, пошли?
— Теперь в Солнечногорск? — перешагнув через тело Славика, спросил удавивший хозяина гость.
— Как прикажут, — усмехнулся «боксер»…
«Слухач», сидевший в машине с потушенными огнями, продиктовал адрес, снял наушники и устало сказал:
— Они его кончили. Наверное, задушили. У каждого Моцарта свой Сальери.
— Мы тоже в Солнечногорск? — не обратив на его сообщение никакого внимания, словно это было абсолютно несущественное замечание, поинтересовался «снайпер».
— Свяжись с Бормотухой, — посоветовал водитель. — Кажется, у нас одна группа болтается неподалеку от Каланчевки? Оттуда до трех вокзалов рукой подать, может, перехватят парня?
Прежде чем выйти из дома, Аркадий посмотрел в окно — черная «Волга» с блестящей антенной радиотелефона уже стояла у подъезда. Вот только номеров ее не разглядеть. Но, с другой стороны, чья это еще может быть машина, если не из управления? И он, пообещав жене звонить, захлопнул дверь и быстро сбежал вниз по лестнице.
На первом этаже ждали лифта трое незнакомых парней. Когда Пылаев проходил мимо,
Парни тоже втиснулись в салон, и машина рванула, набрав приличную скорость.
— В чем дело? — хрипло спросил Пылаев, но ему никто не ответил.
Кто эти люди, почему они на него напали, что им нужно? Странно, но они даже не отобрали у него оружие, хотя по сноровке, с какой они действовали, безошибочно узнаешь выучку спецслужб. Уж не тайных ли поводырей это происки?
Минут тридцать ехали молча. Аркадий просто-таки отупел, перебирая в воспаленном мозгу всевозможные догадки и предположения. Несколько раз он вновь пытался задавать вопросы или завязать со своими конвоирами разговор, но они молчали, как глухонемые. Или им приказали доставить пленника в определенное место и на этом их функции кончались? Тогда куда его везут? И зачем?
Наконец водитель сбросил скорость и слегка притормозил, спросив у конвоиров:
— Тут нормально?
Один из парней чуть опустил стекло, посмотрел в щель и согласно кивнул:
— Сойдет. Пошли!
Аркадия вытащили из машины, и он с удивлением увидел, что сзади стоит его собственный «жигуленок» — покупать более дорогую и престижную машину запрети Павел Иванович, а Пылаев не посмел ослушаться.
Один из парней распахнул дверь, и пленника впихнули на заднее сиденье, а с боков его зажали конвоиры. Сидевший за рулем незнакомый мужчина обернулся и подал пластиковую дощечку с прикрепленным к ней листом бумаги и шариковую ручку.
— Возьми, — приказал один из конвоиров. — Пиши!
— Что писать? — Пылаев решил потянуть время: это никогда не мешает.
— Пиши так: простите меня, восклицательный знак, я запутался в долгах и не могу больше обманывать семью и товарищей по службе…
Аркадий отпихнул дощечку.
— Я не стану писать такое. Нашли идиота стряпать вам предсмертные записки. Свяжитесь с Павлом Ивановичем, он вам все объяснит!
— Ну, не хочешь, не надо, — убирая дощечку, миролюбиво заметил водитель. — А с Павлом Иванычем ты скоро увидишься.
От этих слов Пылаеву стало не по себе, и он рванулся с отчаянным криком, похожим на яростный и злобный стон смертельно раненного животного, уже не чающего выбраться из западни. Освободиться, любой ценой освободиться, пинать их ногами, бить головой, рвать зубами, только бы вывалиться из «жигулей» и кинуться бежать — прочь от тех, кто заставляет писать записки, леденящие душу могильным сквозняком.
Вырваться, а браслеты он уж как-нибудь снимет, все их секреты и немудреная конструкция известны ему не хуже, чем отпетому зеку. А под мышкой, не отобранный незнакомцами, пригрелся пистолет с уже загнанным в ствол патроном: начни нажимать на курок, и девять душ отправятся на небо или в Склиф — это уж как прицелишься.