Глаза чужого мира (сборник)

Вэнс Джек Холбрук

Кьюджел шел на юг. За ним утесы растаяли в дымке и вскоре стали совсем не видны.

Глава 5

ПИЛИГРИМЫ

В ГОСТИНИЦЕ

Большую часть дня Кьюджел шел по пустыне, где ничего не росло, кроме соленой травы; лишь за несколько минут до захода солнца он оказался на берегу широкой реки, рядом с которой пролегала дорога. В полумиле виднелось высокое деревянное здание с наружной штукатуркой коричневого цвета, очевидно, гостиница. При виде ее Кьюджел почувствовал большое

удовлетворение, потому что весь день ничего не ел, а предыдущую ночь провел на дереве. Через десять минут он распахнул тяжелую, окованную железом дверь и вошел в гостиницу.

Он стоял в вестибюле. По обе стороны располагались створчатые окна, позеленевшие от времени, в которых заходящее солнце отражалось тысячами отблесков. Из общего зала доносился веселый гул голосов, звон посуды, запах старого дерева, навощенной плитки, кожи и булькающих котлов. Кьюджел прошел туда и увидел у огня два десятка человек, они пили вино и разговаривали.

Хозяин стоял за стойкой — коренастый человек, едва ли по плечо Кьюджелу, с высокой лысой головой и длинной черной бородой, свисающей на целый фут. Глаза у него были выпячены и прикрыты тяжелыми веками; выражение лица спокойное и мирное, как течение реки. Услышав просьбу Кьюджела о помещении, он с сомнением взялся за нос.

— У меня все занято: сейчас как раз пилигримы движутся в Эрзу Дамат. Те, что ты видишь здесь, составляют едва ли половину всех, кого я должен приютить на ночь. Если хочешь, я прикажу расстелить в зале матрац; больше ничего сделать не могу.

Кьюджел недовольно вздохнул.

— Я ожидал не этого. Мне нужна отдельная комната с хорошей постелью, с окном, выходящим на реку, с тяжелым ковром, чтобы приглушить звуки пения и выкрики в общем зале.

— Боюсь, ты будешь разочарован, — без особого чувства сказал хозяин. — Единственная комната, подходящая к твоему описанию, уже занята, вон там сидит человек с рыжей бородой, это некто Лодермюльх, он тоже направляется в Эрзу Дамат.

— Может, если сказать, что очень нужно, он согласится уступить комнату и проведет ночь на матраце, — предложил Кьюджел.

— Сомневаюсь, чтобы он отказался от комнаты, — ответил хозяин. — Но почему бы тебе не спросить самому? Я, откровенно говоря, не собираюсь обсуждать с ним этот вопрос.

Кьюджел, наблюдая резкие черты лица Лодермюльха, его мускулистые руки, слегка презрительное выражение, с каким он слушал разговоры других пилигримов, был склонен согласиться с той оценкой его характера, которую дал хозяин, и не стал обращаться с просьбой.

— Похоже, придется спать на матраце. Теперь относительно ужина: мне нужна дичь, хорошо поджаренная, приправленная, с гарниром, и еще два-три блюда с твоей кухни.

— Кухня перегружена, и придется тебе вместе с остальными пилигримами есть чечевицу. Вся имеющаяся дичь заказана тем же Лодермюльхом на ужин.

Кьюджел раздраженно пожал плечами.

— Неважно. Я хочу смыть с лица дорожную пыль и выпить вина.

— Во дворе проточная вода и желоб, можешь воспользоваться. Мази, ароматные масла и горячие полотенца за дополнительную плату.

— Достаточно воды. — Кьюджел прошел

за гостиницу и обнаружил там небольшой бассейн. Умывшись, он осмотрелся и на небольшом расстоянии увидел прочный сарай из бревен. Он пошел в гостиницу, потом остановился, снова посмотрел на сарай. Подошел к нему, открыл дверь и заглянул внутрь. Затем, погруженный в мысли, вернулся в общий зал. Хозяин принес ему кружку подогретого вина, и он отошел к скамье в стороне.

Лодермюльх высказывал свое мнение о так называемых фунамбулских евангелистах, которые, отказываясь ставить ноги на землю, всюду ходят по туго натянутым канатам. Лодермюльх остановился на ошибках их основной доктрины.

— Они считают, что возраст земли двадцать девять эпох, а не двадцать три, как обычно думают. Они утверждают, что на каждом квадратном элле земли умерло и превратилось в прах два с четвертью миллиона человек, создав таким образом повсеместно слой праха покойников, ходить по которому — святотатство. Внешне этот аргумент правдоподобен, но подумайте: прах одного трупа, рассеянный по квадратному эллу, создает слой в тридцать три дюйма толщиной. Таким образом, получается, что всю землю покрывает прах умерших толщиной более мили. А этого не может быть.

Член этой секты, который, за отсутствием натянутых веревок, передвигался в неуклюжих церемониальных башмаках, возбужденно протестовал:

— Ты говоришь без логики и без понимания! Как можно так абсолютизировать!

Лодермюльх поднял свои пушистые брови в кислом неудовольствии.

— Неужели нужно распространяться дальше? Неужели на океанском берегу воду от земли отделяет утес толщиной в одну милю? Нет. Везде равновесие нарушается. Мысы вдаются в море; часто встречаются песчаные пляжи. Нигде нет массивных отложений серо-белого туфа, на котором основывается твоя доктрина.

— Нелогичная демагогия! — запинаясь, воскликнул фунамбулит.

— Как это? — спросил Лодермюльх, расправляя свою массивную грудь. — Я не привык к насмешкам!

— Не насмешка, а жесткое и холодное опровержение твоего догматизма. Мы утверждаем, что часть праха унесена в океан, часть взвешена в воздухе, часть сквозь щели проникла в подземные пустоты, еще какое-то количество поглощено деревьями, травами и насекомыми, так что землю покрывает только полмили отложений праха, ходить по которому — святотатство. Почему не видны повсюду утесы, о которых ты упомянул? Из-за влаги, которую выдыхали и выделяли бесчисленные поколения людей прошлого! Эта влага подняла уровень океана, так что нельзя заметить никаких утесов и пропастей. В этом твоя ошибка.

— Ба! — сказал Лодермюльх, отворачиваясь. — Где-то в твоей концепции все равно порок.

— Ни в коем случае! — ответил евангелист с жаром, который всегда отличает эту секту. — Поэтому из уважения к мертвым мы ходим не по поверхности, а на веревках, а когда приходится путешествовать, делаем это в специально освященной обуви.

Во время этого спора Кьюджел вышел. Лунолицый юноша в одежде носильщика подошел к разговаривающим.

— Кто здесь достойный Лодермюльх? — спросил он у самого Лодермюльха.