Глаза цвета моря
Шрифт:
Джексона тоже кольнула совесть. Не потому, что он копался в личной жизни посторонних людей, а потому, что причинил Хелене беспокойство своей просьбой.
– Я не думал, что это может оказаться таким сложным для тебя, - начал он.
– Хелена, ты можешь больше этим не заниматься. У меня уже информации выше крыши. Ты не обязана...
Она неожиданно качнула головой, и ленточка, стягивающая ее волосы, развязалась, упав ей на плечи тонкой полоской шелка.
– Нет, дело не в этом. Мне нравится твой замысел. Я рада, что могу хоть чем-то помочь. Часто
"Конечно", - мысленно согласился Джексон, скрестив руки на груди, чтобы удержаться от искушения обнять Хелену, поцеловать ее и действовать не задумываясь. Вступая в брак, Джексон не задавался вопросом, сумеет ли он что-нибудь дать своей жене или просто быть хорошим мужем. И он не собирался повторять эту ошибку.
Джексон с детства был убежден в своей неспособности к глубоким человеческим чувствам. А значит, он не вправе совершать необдуманные поступки.
– Ты отличный друг, Хелена, - тихо сказал он.
– Хорошая соседка. И несравненная повариха. Давай попробуем эту божественную еду, которую ты приготовила, а затем ты покажешь мне, чем занимаешься после наступления темноты.
Открыв перед Джексоном дверь кабинета, Хелена вспомнила, что мало кого впускала в это святилище.
– Я бы сделала уборку, если бы знала, что приведу тебя сюда, - сказала она, смущенно пожав плечами.
Она ринулась вперед, чтобы поправить разъезжающуюся стопку бумаг, но Джексон остановил ее.
– Когда-нибудь я отвезу тебя в Бостон и покажу собственный кабинет, пообещал он.
– Моя секретарша грозится позвонить в пожарную инспекцию каждый раз, когда заходит туда.
Хелена усмехнулась.
– Ладно, я и не пытаюсь в чем-то тебя превзойти. Ты уверен, что хочешь это увидеть?
– Иначе я бы не попросил.
Его голос был решительным. Хелена была уверена, что этот человек осуществляет все, что задумал. И не дает пустых обещаний. Похоже, он вообще не разбрасывается обещаниями.
– Вот моя коллекция, - сказала она, открывая стеклянную дверь дубового книжного шкафа. Джексон присвистнул.
– Ты давно уже пишешь.
Хелена повела плечом, чувствуя себя так, словно в первый раз разделась перед мужчиной.
– Понимаешь, они не все продавались. Некоторые из них я напечатала для себя. Но да, папа говорил, что я родилась с половником в руке. Моя мама умерла, когда мне было десять лет, и с тех пор я готовила на всю семью.
Джексон провел рукой по ярким корешкам книг.
– Можно взглянуть?
– спросил он.
– Конечно. Они для того и написаны, чтобы их читали.
Но у нее сдавило горло от волнения, когда Джексон с благоговением перелистывал ее последнюю работу. Несколько долгих минут в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц. Затем Джексон оторвал взгляд от книги.
– Потрясающе, -
– Хелена, это же не просто сборник рецептов, хотя я уверен, что рецепты ценны и сами по себе. Ты включила сюда и историю разных блюд, и местный фольклор. А рисунок на обложке, по-моему, принадлежит Уорду Шеридану. Я видел в городе его работы.
– Правда, он настоящий талант?
– спросила Хелена.
Джексон взглянул на нее своими серебристо-серыми глазами.
– И не только он. Это не просто поваренные книги, Хелена, - продолжил он, взяв с полки очередной том.
– Это поэзия в каждом рецепте. Такие книги можно читать просто для удовольствия. Ты собрала под этой обложкой не только свои бесподобные рецепты. Ты вложила душу. Это что-то удивительное.
Хелена надеялась, что он не заметит выступивших у нее на глазах слез. Большинство людей воспринимали ее книги лишь как руководства по кулинарии, хотя она действительно вкладывала в них свои лучшие чувства. Она обращалась к ним, когда была счастлива.., или несчастна. С ними она оплакивала свои потери или праздновала успехи. До сих пор никто даже не подозревал об этом. И вот нашелся человек, разгадавший ее самую заветную тайну.
– Спасибо, - тихо сказала она.
Джексон рассмеялся, избавив ее от неловкости.
– За что, Хелена? За то, что у меня есть глаза и я могу видеть? А кто не может?
Девушка не сумела ответить. Она просто взглянула на него.
Теперь, когда они оба смотрели друг на друга, самым естественным поступком для них было шагнуть навстречу. И нет ничего удивительного в том, что их губы соединились в поцелуе.
Удивление пришло позже, когда Хелену охватило неожиданно острое возбуждение.
– Хелена, - прошептал Джексон, отстранившись на мгновение, и снова припал к ее губам.
Она обвила руками его шею. Его поцелуй был крепким и страстным, чувственным и требовательным.
– Иди ко мне, - приказал Джексон, когда она оторвалась от него, чтобы глотнуть воздуха.
И Хелена прижималась к нему, таяла в его объятиях. Казалось, ее тело растворяется, сливается с телом Джексона, становится его частью.
И все же она хотела большего. Это желание было резким до боли.
Она принялась целовать его в шею.
Джексон развязал зубами тесемки ее фартука и начал расстегивать блузку. Его губы ласкали ее кожу над воротом. А затем под ним.
Его темные шелковистые волосы струились между ее пальцев, его прикосновения были пыткой и вызывали желание прижаться еще крепче, смести все барьеры, разделяющие их.
Джексон упал на колени, обхватив руками ее бедра. Он целовал самый чувствительный участок ее тела, и его горячее дыхание обжигало ей кожу сквозь тонкий слой одежды.
Он застонал.
Вздох вырвался у Хелены.
А затем шевельнулся ребенок.
Хелена отпрянула.
Джексон замер. В его глазах мелькнуло удивление, а лицо исказилось как от боли. Он взглянул на ее живот с таким видом, словно совершил неискупимое преступление.