Глаза Мидаса-младшего
Шрифт:
Теперь улыбка сбежала с лица Кевина и, хотя стекла очков стали темнее ночи, мальчик предельно ясно видел искрящиеся цветами облака. Очки жгли ему уши и брови. Они тускло горели красным.
— А сейчас — фейерверк! — Он взмахнул руками, как очень маленький дирижер очень большого оркестра. — Молния! — сказал он.
— Стой!
Вспышка молнии ослепила их.
Кевин снова взмахнул руками и сдернул на землю молнию, еще ярче предыдущей. Настало время для заключительного аккорда. Он направил палец на
— Сюда! — В ответ на его слова с неба слетел огромный светящийся шар, ударивший точно в дерево и с оглушительным рокотом расщепивший его пополам.
Вихрь красок перед его глазами улегся: очки ждали дальнейших приказов, но с Кевина пока было достаточно. Он дождался, пока цвета померкнут окончательно и линзы очков прояснятся, снял очки и принялся любоваться своим творением, бушевавшим над головой.
— И как тебе это? — Обернувшись, мальчик увидел, что Джош, сжавшись в комок и заткнув руками уши, мелко трясется, как будто ожидая конца света.
— Пусть это прекратится! — простонал тот под рев усиливающейся бури. — Пожалуйста, останови это!
— Ой, не будь таким трусом! — Мальчик сдвинул очки на переносицу и воздел руки: — Довольно молний!
Через секунду ударила еще одна молния.
— Я сказал, прекрати это! — завопил Джош.
— Я пытаюсь! — Кевин воздел руки и воззвал к небесам во всю силу своих легких: — Пусть шторм утихнет!
Но ни очки, ни небо не послушались его. Ветер дул, молнии сверкали, а тучи становились все гуще и гуще.
— Что-то не так?
— Я не знаю! Я не знаю, оно не работает! — На них начали падать первые капли дождя, а мгновение спустя облака лопнули, как водяная бомба, выпуская наружу ливень, какого эта гора еще не видала.
— Бежим! — прокричал Джош сквозь грохот грома. Мальчики рванули в лес, и в ту же секунду поляну поразила молния.
Поездка была безнадежно испорчена. С первой же вспышкой все бросились к фургонам. Два друга забрались туда последними. Полчаса все сидели внутри, полные какого-то странного энтузиазма, и гадали, погибнут они от этого наводнения или нет. Ребята, несколько часов назад заклинавшие дождь, гордо заявляли, что происходящее — их рук дело.
Через час стало ясно, что пытаться переждать грозу было опаснее, чем пускаться в путь во время нее, и учителя поспешили наружу, чтобы забрать то, что осталось от палаток. Когда фургоны покинули стоянки, дождь все еще лил стеной.
Кевин уперся лбом в стекло и протер его запотевшую поверхность. Чем дальше они отъезжали от Божьего Гномона, тем больше гром отставал от молнии. Мальчик не мог не улыбнуться. Подумать только, все это вызвал он сам!
— Ничего смешного, — заявил Джош и замолчал. Он снова включил свои видеоигры: на сей раз самолеты сбрасывали
Только через пятнадцать минут езды гроза наконец осталась позади и фургон заполнился обычным, приятным уху гомоном. Кевин в нем не участвовал. Казалось, он далеко отсюда, холодный, как ливень, и гладкий, как поверхность очков.
— Я знаю, почему я не смог прекратить грозу, — сказал мальчик Джошу, когда Божий Гномон остался далеко позади.
— И почему?
— Я думаю, очки не могут отменить то, что я попросил их сделать, не могут уничтожить созданное ими.
— И что, там теперь всегда будет дождь?
Кевин пожал плечами:
— Пожалуй.
— Пожалуй? — переспросил Джош. — Ты превратил гору в джунгли и больше ничего не можешь сказать?
Мидас не знал, что еще сказать другу, поэтому просто надвинул очки на переносицу и протянул руку:
— Джош?
Тот повернул голову, и мальчик коснулся пластыря на его щеке, за которым скрывался порез, заработанный во время неудачного спуска с горы:
— Заживи. — Кевин представил себе, что порез исчез, и медленно снял пластырь. От раны не осталось и шрама.
— Видишь? Очки способны и кое на что хорошее. Смотря как их использовать. — Джош молчал. — Мы все еще друзья?
Тот в раздумье посмотрел на соседа. Потом протянул руку, снял с Кевина очки, засунул их в карман его куртки и застегнул на молнию.
— Конечно, друзья.
Мидас почувствовал вес очков в кармане и на секунду захотел снова ощутить, как они давят на переносицу. Но голова начинала слегка побаливать, так что некоторое время очки могли полежать и в кармане.
За их спинами гроза все удалялась, пока не исчезла с глаз долой и из сердца вон. Две девочки на переднем сиденье пялились на очкарика и смеялись над тем, что у него загорело все лицо и остались белые пятна вокруг глаз, но это было нормально. Уже не имело значения, кто что говорил или думал про него. Ведь Кевин наконец-то мог управлять своей жизнью.
6. Сладкая жизнь и головная боль
Понедельник, как всегда, начинался со всеобщего гвалта.
Внизу орал телевизор и непрерывно лаяла собака. В главной спальне гудела бритва: Патрик Мидас, отец семейства, совершал магический ритуал, ежедневно превращавший его из заросшего бородой головореза в гладко выбритого бизнесмена. Дальше по коридору четырнадцатилетняя Тэри Мидас включила на полную катушку разом радио и фен. И, в довершение всего этого, по понедельникам вывозили мусор.
Кевин скорчился в кровати, слушая надрывный звон крышки мусорного бака. Наверняка зарплата мусорщиков зависит от того, сколько шума они производят.