Глаза Мидаса-младшего
Шрифт:
— Я покажу тебе, как меня увечить! — завопил Бертрам, выплюнув жвачку и размазав ее по голове своей жертвы. Потом он пнул Кевина под колени, и тот рухнул на пол.
Бертрам захохотал. Он выиграл. Как всегда.
— Ты просто неудачник, Мидас, — сказал он, глядя на жертву сверху вниз. — И всегда им будешь.
Хотя у Кевина болела каждая клеточка тела, очкарик яростно сжал губы и прорычал:
— Иди к черту!
И очки начали наливаться цветом.
Все произошло слишком быстро и неожиданно,
Пол под ногами Бертрама раскололся. Оттуда вырвались ярчайшие языки пламени, обвились вокруг хулигана, как щупальца, и потянули его вниз. Раздался далекий жуткий звук — стон тысячи голосов, смешавшийся с отчаянным воплем падающего хулигана. Верзила попытался ухватиться за стул, но только утянул его за собой.
Бертрам упал в огненную бездну, и она поглотила его.
В последнее мгновение Мидас встретился взглядом со своим вечным обидчиком. Потом тот исчез, а разрезавшая деревянный пол пропасть затянулась, как будто ее никогда и не было.
От хулигана осталось только эхо его вопля, скоро потонувшее в вое ветра. А потом — тишина.
Ничего не изменилось. Исчез только стул. И Бертрам.
Все кончилось в мгновение ока. Дети завертели головами, пытаясь понять, что же это полыхнуло.
В комнату вбежала мисс К.:
— Что это было?
— Внезапное самовозгорание! — закричал Ральфи Шерман, размахивая руками, как заполошный голубь крыльями. — Внезапное самовозгорание!
Учительница потащила Ральфи прямиком к директору.
9. Из сердца вон
Остаток дня показался друзьям похожим на их школьные спектакли — вроде бы, мальчики тоже были как-то задействованы, но прятались в самой глубине сцены, и никто их не замечал.
Так что они держали рты на замке и наблюдали.
Класс судачил о загадочном исчезновении Бертрама, пока кто-то не заявил, что видел, как пропавший бежал по коридору.
— Да-да, так и было, — раздалось немедленно, и вскоре ребята сошлись на том, что хулиган, по своему обыкновению, решил прогулять урок и в конце концов объявится. Возражать пытался только Хэл, но его никто никогда не слушал.
У Кевина до конца дня дрожали руки и не было никакого желания с кем-то разговаривать.
— Пусть… пусть очки перестанут работать, — отчаянно шептал мальчик, сидя в туалете на очередной перемене. Но очки только вибрировали, жужжали, как помехи в динамике, да нагревались, пока горе-волшебнику не пришлось снять их. Этому могущественному артефакту подчинялось все на свете, но только не он сам. Просить его сломаться было так же бессмысленно, как пытаться повернуть время вспять.
Кевин слонялся по школе с бледно-зеленой
«С глаз долой — из сердца вон, — думал Кевин. — Оказывается, так действительно бывает».
После школы Джош добрый час распекал друга, утверждая, что тот повел себя, как последний идиот:
— Бертрам заслуживал, чтобы его сунули головой в унитаз или подвесили к флагштоку за трусы, но не этого! — возмущался он. — И тебе совершенно не следовало пытаться управлять сознанием Николь! Бьюсь об заклад, во всем мире не найдется достаточно энергии, чтобы подчинить эту упрямую девчонку!
Но сделанного не воротишь, сколько ни кричи.
На столе Кевина стояла клетка для грызунов. Кто-то подарил ее мальчику на прошлое рождество, но с тех пор, как змея Тэри пробралась в мамину шкатулку с украшениями, в доме Мидасов не разрешалось держать никого, кто влез бы в шкаф, поэтому подарок так и пылился.
Сегодняшних событий мама бы тоже не одобрила.
На кучке кедровых опилок лежала Николь Паттерсон, ростом не больше шести дюймов.
Девочка крепко спала — наш волшебник усыпил ее сразу, как только уменьшил, — но рано или поздно она проснется.
— Что ж, — начал Мидас, — могло быть хуже. Я мог бы превратить ее в креветку.
— Да уж, — хмыкнул Джош. — Можешь не сомневаться, она не забудет тебя отблагодарить, когда проснется. — Кевин понуро опустил голову. — Тебе нужно пожелать себе замок на рот, чтобы хоть иногда помалкивать.
Горе-волшебник кивнул:
— Это было бы справедливо.
— Еще как. Ты заслуживаешь кое-чего похуже, но вот чего, я не знаю.
Кевин коснулся кармана рубашки, где лежали очки, как будто давая клятву верности. Мальчика так и тянуло надеть их, почувствовать приятную тяжесть на переносице. Очки забрали бы весь стыд и страх, дали бы силу и могущество. Сейчас горе-волшебник ощущал только слабость и опустошенность. Как будто очки забрали с собой частицу его души.
Николь проснулась часов в пять.
Два друга, внезапно растерявшие все самообладание, полезли прятаться за мебелью, каким-то образом ухитряясь не производить шума.
— Что за?.. — Девочка огляделась. — Да-да, очень смешно. А теперь выпустите меня.
Из укрытия осторожно высунулся увенчанный очками любопытный нос — она стояла на красном беговом колесе, изначально предназначенном для мелких грызунов.
— Кевин Мидас! — крикнула Николь. — Я так и знала. Надеюсь, здесь нет хомяков.