Глаза Сатаны
Шрифт:
Очень хотелось обернуться и посмотреть на Габриэлу. Но одолел своё желание, чувствуя на своей спине пристальный взгляд девушки.
– Пахо, ты не поведаешь, как тут вела себя сеньорита? – спросил Хуан деланно спокойно и безразлично. В душе он злился. Он повернулся к негру, силясь по выражению его лица понять самому, что и как с этой строптивой девицей.
– Сеньор, я не стал бы говорить ничего хорошего. Она за последнее время сильно изменилась. Словно прежней сеньоритой стала. Поняла, что её больше никто не посмеет тронуть, как вы приказывали,
– Ну и чёрт с нею! Пусть хоть помнит, что такое рабство. И это ещё не все её невзгоды, Пахо. Кстати, ты скоро уйдёшь отсюда. Пойдёшь со мной на побережье. Уйдём с этой земли. Только не распространяй эту весть.
Вечером и Атилио, и Габриэла почти одновременно появились у Хуана в новой хижине, построенной специально для него из тонких брёвен с двухскатной соломенной крышей и низким крыльцом из трёх ступеней.
– Хорошо, что вы оба пришли, – поднялся Хуан с топчана. – Не очень ругайте меня за столь скромное одеяние, но для горного леса и это сойдёт. Вот, Атилио, это вам, – бросил свёрток испанцу. – А это, сеньорита, вам. Туфли я не покупал, полагая, что старые никто не носил и они ждут ваших ножек.
Атилио торопливо развернул свёрток, довольство отразилось на его лице. Габриэла ничего не сказала, только осмотрела старые туфли, всё прижала к груди, ничего не ответила и торопливо вышла в дверь.
– Что это с ней, сеньор? – спросил Хуан с удивлением.
– Это произошло с тех пор, как вы уехали, сеньор.
– А что у вас на уме, дон Атилио? Думаете о мести? Можете говорить без опаски, сеньор, я пойму вас.
– О мести я не думаю, сеньор. О побеге думал, но сейчас и об этом думки нет. Просто тоска и безнадёжность внутри угнездились, никак не могу от этого избавиться. Что будет с родителями? Что с сёстрами? Это нищета и безысходность, сеньор!
– Так распорядилась судьба и Господь наш, сеньор. Церковь учит смирению. Так что бедность не самое худшее, – усмехнулся Хуан, давая понять, что он нисколько не верит в свои слова.
Атилио с интересом посмотрел на Хуана, ничего не ответил и тяжко вздохнул. Затем поблагодарил за заботу, тоже усмехнулся довольно зло и вышел.
Хуан долго сидел в темноте наступившего вечера. Последние часы сильно его беспокоили. Ему казалось, что Габриэла что-то замышляет против него. Это не удивило, но сильно обеспокоило. Подумал ещё, что с этой девкой стоит держаться настороже. И вспомнил, как она порезала мулата Алесио.
Поразмыслив, он порадовался, что Габриэла так холодно встретила его. И теперь подумал, что до отъезда она так и не сделает попытки сблизиться с ним, что успокоило. Страсти он уже не испытывал.
Следующий день был заполнен приготовлениями к уходу.
– Со мною едут Ариас, Пахо и Сибилио с Лало. Ещё посмотрю, кого можно взять. Одного, не больше. Остальные будут трудиться здесь.
– Сеньор, кто же тут будет руководить? – спросил Белисарио с недоумением
– Мы с Лало договорились, что он возьмёт долину в аренду и организует здесь хорошее хозяйство. Людей
– Сеньор, до того, как всё утрясётся, кто тут будет хозяином? – не унимался Белисарио. – С людьми ведь надо работать, а как без хозяина?
– Ты правильно мыслишь, Белисарио, – задумался Хуан. – И я хочу поставить во главе долины тебя, Белисарио. Будешь до Лало здесь всем заправлять
– Сеньор, как это можно? Что я могу?
– Ничего страшного, Белисарио! Работайте получше – вот и вся твоя забота. И с голоду не помирайте, а то и такое может случиться, коль никто ничего делать не станет. Лало, что скажешь на это?
Метис молчал. На лице не отражалось ничего, но потом молвил сурово:
– Сеньор, ваши слова ещё ничего не значат, пока не будут оформлены все нужные бумаги. Вы сами об этом говорили, сеньор.
– Что ж, как пожелаешь, Лало. Но должен сказать, что без жёсткой власти в долине будет всё потеряно. Учти это, Белисарио.
Хуан посматривал на Ариаса, но тот молчал, не пытаясь даже высказаться. Друг беспокоил Хуана. Его поведения никак не вязались с тем юношей, которого он приблизил к себе, ещё будучи пиратами. А прошло не больше года.
И беспокойство его возрастало, по мере того, как Хуан размышлял.
Он полностью забыл про Габриэлу, но перед закатом встретив её, вдруг понял, что не всё закончилось.
– Ты избегаешь меня, Хуан? – тут же спросила она, оправляя новое платье и шляпку, выставив ногу в старой, но красивой туфле.
Хуан оглядел её, не узнавая в этом наряде, давно забыв, что эта девушка была весьма привлекательна собой и действовала на него словно магнит.
– Дела, знаешь ли, – неуверенно ответил он и забеспокоился. – К тому же я ещё не полностью оправился от раны, сеньорита.
– Ты был ранен!? – с неподдельным беспокойством вскрикнула девушка. – Куда тебя ранили? Как это могло произойти, Хуан?
Юноша расстегнул рубашку, показал рубец со следами шитья.
Она боязливо протянула руку и нежно погладила красную полосу пальцем. Хуан заметил, что палец был чистым и вспомнил, что в свёрток положил кусок мыла, которого она была лишена так долго.
– Тебе до сих пор больно, дорогой, – прошептали её губы, глаза блеснули зажигательно, жадно и с каждой секундой действовали на Хуана всё сильнее. Он с ужасом осознал, что опять попадает под влияние её страсти, и что его самого опять охватывает страстное желание обладать этим телом.
– Уже легче, сеньорита, но даёт знать при резких движениях, – голос стал хриплым, глаза забегали по сторонам, сердце колотилось в груди бешено, тревожно.
– Мне очень жаль, Хуан! – Она приблизилась, положила руку на плечо, заглянула в глаза, прошептала жарко, страстно: – А я так ждала этой минуты! Ты зайди ко мне. Уже темнеет, а в моём шалаше я зажгу свечу, и мы поужинаем с тобой, как настоящие друзья.
– Право, не знаю, Габи, – пролепетал Хуан, уже наверняка зная, что уступит.