Глаза ворона
Шрифт:
С палубы сыпались в блеске обнаженного металла темные безликие фигуры. Над караваном разнесся леденящий душу звериный вой: смертельная песня гайенов. У Токе сжалось сердце, но он тут же одернул себя: «Чушь! Ведь удалось же Каю и господину Ару выжить. А золотых дел мастер и меча-то никогда не держал. И они отобьются, обязательно отобьются! Только нельзя теперь бояться, нельзя!»
Токе привстал на облучке, чтобы осмотреться, но тут же кубарем скатился вниз: мимо его плеча просвистела стрела и, прорвав полог, ушла в тюки с шерстью внутри фургона. Больше всего сейчас Токе хотелось забиться под повозку, прижаться к однажды уже
Два незнакомых силуэта появились у возка Танжрина и попытались накинуть на кузнеца сеть. «Да его ловят, как куропатку!» — мелькнуло у Токе. В нем закипала злость. Пожилой кузнец ловко разрубил сетку мечом, но товарищ бросившего сеть приставил острие своего клинка к груди Танжрина, вынуждая того бросить оружие. Гайен стоял спиной к Токе; второй не видел мальчишку, скрытого бортиком фургона. «Сейчас или никогда!» Горец вытащил из-за пояса метательный нож, глубоко вздохнул и, представив, что спина гайена — это та палка в заборе, которую он обычно использовал для своих упражнений, выбросил руку вперед. Нож по рукоять вошел между лопатками чужака. В то же мгновение меч кузнеца распорол живот второго гайена, и все было кончено.
На трясущихся ногах Токе подошел к Танжрину:
— Где… где женщины?
— Пока в кибитке. Там безопаснее, чем здесь. А ты молодец, парень! У тебя верная рука. Спа… — Кузнец не договорил. Из его горла прямо под кадыком высунулся окровавленный клюв стрелы, свет в глазах погас, и Танжрин повалился прямо на Токе, поливая его своей кровью.
Это парня и спасло. Мимо него протопали сразу несколько пар ног в странных, с загнутыми носами, сапогах. Но враги то ли не заметили мальчика под накрывшим его телом, то ли приняли его за мертвого. Повсюду была кровь. Токе поднял к глазам теплые липкие пальцы, и его скрутил рвотный позыв: где-то он уже это видел, в другое время, в другом мире, где ничего страшного с ним не могло случиться…
«Майкен!» — вдруг обожгла его мысль. Серая тень скользнула под полог Танжринова возка, оттуда послышались женские крики. С трудом оттолкнув тяжелый труп, Токе поднялся на ноги и отдернул полог. Гайен стоял на коленях спиной к нему, обеими руками прижимая к полу отбивающуюся Майкен. Назанин без движения лежала в углу, на ее губах выступила кровь. Воин обернулся на свет, и Токе прыгнул на него. В нос ему шибанул чужой мускусный запах. Противник оказался силен и гибок, но у горца было преимущество внезапности. Лезвие ножа вошло гайену под ребра, тот захрипел, дернулся и затих. Токе выдернул нож и отер его об одежду врага. Надо бы найти тот, что засел в спине первого гайена.
Майкен немного опомнилась и металась теперь между своим спасителем и матерью, не зная, кто больше нуждается в помощи. «На мне же кровь кузнеца!» — сообразил Токе. Убедив девушку в том, что с ним все в порядке, и велев ей оставаться с Назанин в фургоне, парень высунулся наружу. Из горла его вырвался крик: сразу трое гайенов атаковали отца. Аршак Эсгера вращался в воздухе так быстро, что движение лезвия сливалось
В глазах парня помутилось. Он не помнил, как оказался на земле, как подхватил чей-то меч — прямой, не аршак. Только вдруг этот меч уже вошел в чье-то, оказавшееся неожиданно твердым тело, и в ушах Токе зазвучал страшный, звериный вопль — его собственный вопль… Вытащить меч обратно он уже не смог. Следующий гайен подавился последним метательным ножом, который влетел ему прямо в рот, ломая зубы. Что будет дальше, было Токе все равно. Он стоял с ножом для ближнего боя в руке перед двумя гайенами, легко помахивающими длинными волнистыми мечами. По их глазам горец понял, что брать его в плен они не будут.
Один из «псов» замахнулся, чтобы одним ударом снести его голову с плеч… Но распростился со своей собственной, откатившейся под Эсгеров фургон. Второй гайен повернулся к возникшему из ниоткуда противнику, но слишком медленно: его грудь уже пронзил, завершая дугу, залитый кровью товарища клинок.
— Кай, — спокойно констатировал Токе.
— Что тут у тебя? — Аров слуга где-то потерял свой плащ и айрана, но в целом выглядел точно так же, как и перед началом боя, будто происходящее не касалось его.
— Отец… — выдавил Токе, указывая окровавленной рукой на труп Эсгера.
— Ему уже не поможешь. Сам как? — быстро говорил Кай, ощупывая товарища.
— Это чужая кровь! — выкрикнул Токе, отталкивая заботливые руки.
— Хорошо. Найди себе меч! Я поймаю лошадей.
Горец упал на колени перед отцом. Эсгер лежал лицом вниз. Распоротая в нескольких местах поддевка на его спине намокла и потемнела; под телом тоже растекалась черная лужа, быстро впитываясь в иссохшую землю пустыни. «Вот и хорошо, — почему-то подумал Токе. — Собакам ничего не останется». Рука отца все еще сжимала аршак, который когда-то принадлежал деду Токе, а еще раньше — прадеду… «Теперь этот меч по праву мой, и им я свершу свою месть. Вот только отца этим все равно не вернешь…»
Высокий звериный вой слышался, казалось, со всех сторон. Горец осторожно вытащил аршак из безвольных пальцев и выпрямился: везде, куда он бросал взгляд, были враги. Караван больше не существовал. Кое-где догорали последние очаги сопротивления. Перед Токе возник Кай верхом на Гренке и с лошадью охранных в поводу:
— Давай на коня, Токе! Надо уходить!
— А где Гурам? — спросил парень, опознав серого в яблоках жеребца.
— Там же, где все остальные. Уходить надо, слышишь?
— Значит, драпать? — устало произнес Токе.
— Можешь предложить что-нибудь получше? — поинтересовался, гарцуя на Гренке, Кай.
— А как же господин твой? Или его тоже… — Горец дернул головой в сторону лежащих на песке неподвижных тел.
— Мастеру Ару моя помощь больше не понадобится, — сухо отрезал всадник и сунул товарищу поводья Гурамова коня.
— Надо забрать Майкен и ее мать! — решился Токе и бросился к кибитке Танжрина. Отдернул полог и… в ужасе замер на пороге. Повозка был пуста — за исключением трупа заколотого им гайена.