Глаза ворона
Шрифт:
«Пласк!» Какая-то женщина, закутанная до глаз в платок, выплеснула бадью с помоями в пыль прямо на пути проходивших мимо рабов. Токе поскользнулся на мокрых объедках и шлепнулся бы в грязь, не удержи его шест и товарищи. Женщина визгливо рассмеялась и крикнула что-то, чего он не понял, но что очень развеселило оказавшихся по близости прохожих.
— Что она сказала, Аркон? — вывернул шею Токе.
— Ну, э… Лучше тебе не знать, — почему-то смущенно пробормотал бывший охранный. — Ты еще маленький.
Парень хотел было возмутиться,
— Это что же, у них тут уборная прямо посреди дороги? — вопросил Токе наступавшего ему в толчее на пятки Аркона. Тот прыснул:
— Что, тоже захотелось воспользоваться? Не, уборная тут в ближайшей канаве. А это суконщик посудину выставил, бесплатное стиральное средство собирает.
— Стиральное средство? — не понял Токе.
— Ну да. Отлично пятна с одежды выводит.
— Знаешь, я свои тряпки, пожалуй, как-нибудь сам постираю, — поморщился от отвращения парень.
— Да уж, куда ты денешься. Прачечная нам теперь не по карману.
Токе потянул носом. Все-таки в ремесленном квартале были и более приятные запахи. Видимо, рабов как раз проводили мимо пекарни. От аппетитного духа свежего хлеба и каких-то пряностей рот наполнился слюной и свело пустой живот. Интересно, когда им дадут поесть? Тут взгляд его скользнул в приоткрытые синие ворота, куда как раз втаскивал доверху полную тележку ослик. Там, во дворе, двое полуголых, закованных в цепи людей вращали мельничное колесо. Один из них на мгновение поднял голову, и Токе разглядел на его бритом лбу кроваво-красный знак Б.
Петля дернула Токе за шею и потащила дальше по улице, но клейменое лицо раба никак не шло у парня из головы. «Что, если завтра у этого колеса окажусь я сам? С такой же позорной меткой на лбу…» Эта мысль будто накинула серую кисею на все яркие краски и чудеса Церрукана. Ничто больше не радовало, не удивляло: ведь все это многообразие и буйство жизни было не для него. Рядом с их колонной теперь, откуда ни возьмись, бежали какие-то оборванные мальчишки, скалясь и указывая на пленников пальцами. Познаний Токе в церруканском хватило, чтобы понять: выкрикиваемые ими слова были оскорблениями и ругательствами, в смысл которых он предпочел бы не углубляться. Особенно доставалось Каю:
— Гляди, гляди, какая рожа! Его бы посадить в виварий к зверям!
— Ага! И показывать за деньги!
— Нет, лучше скормить его львам на арене!
— Львам? Слишком много чести для раба-варвара! Затравить его собаками! Гав! Гав!
Мальчишки принялись лаять и завывать. Один даже изловчился и бросил камень, угодив Каю в плечо. Гайены разогнали забияк копьями.
— Милые детки! — пробормотал Аркон. — Им бы рты с мылом вымыть. — Видимо, даже на него произошедшее произвело впечатление. Токе интересовало другое:
— Нас что, и правда могут зверями потравить?
— Да нет, — неуверенно отозвался Аркон. — Это только преступников так казнят. Мы же рабы, мы денег стоим. Смотри, скоро уже Рыночная площадь!
Токе глянул вперед, но за спинами толпящихся людей мало что мог разглядеть. Он видел только, что улица расширялась, и, казалось, бесконечные ряды домов обрывались открытым пространством, где все пестрело разноцветными флажками, вывесками, полотнищами шатров и палаток. Оттуда доносился многоголосый гул: кричали, зазывая покупателей, торговцы; шел шумный торг, играла громкая музыка, пели трубы… На подходе к площади все чаще в толпе появлялись иностранцы, выделявшиеся экзотическим платьем, прическами, говором и цветом кожи. Такой пестроты и разнообразия Токе никогда не видел за всю свою жизнь.
У входа на рынок скопление людей еще более уплотнилось. Аркон пояснил, что здесь желавшие торговать должны были уплатить налог. Гайенам пришлось дожидаться своей очереди. Рабов отвели в сторону из основного потока и остановили. Здесь кучка народу окружила двух мужчин и женщину в странных, сшитых из пестрых лоскутков одеяниях и высоких колпаках. На руках и ногах у них позвякивали блестящие бубенчики; лица были раскрашены так, что узоры складывались в веселую или скорбную, хитрую или глуповатую маску. Женщина танцевала и пела, ударяя в бубен. Все вместе разыгрывали представление, заставлявшее зрителей покатываться от хохота.
— Кто это? — спросил Аркона удивленный Токе.
— Мимы. Ну, артисты. Жаль, мы стоим далековато, не слышно, что говорят.
— Должно быть, что-то смешное, — вздохнул парень.
— А девчонка-то — красотка, ты заметил? — азартно шепнул Аркон.
Токе скептически окинул миму взглядом:
— У нее же лицо раскрашено, с чего ты взял, что она красивая?
— Ну, ты даешь! — тряхнул головой бывалый товарищ. — Кто ж на лицо-то смотрит?
Парень не нашелся что на это возразить. Тут к артистам присоединился еще один мим, тоже пестро одетый, но без краски на лице. Сначала Токе не понял, что он делает, и почему толпа встречает его взрывами смеха. Это был церруканец лет двадцати. Его живое лицо быстро менялось, принимая самые разнообразные выражения, будто мокрая глина под рукой гончара. Он медленно обходил зрителей по кругу, останавливаясь то перед одним, то перед другим, и каждый раз преображалось не только его лицо, но и вся манера держать себя, походка, жесты.