Глазами дочери (Воспоминания)
Шрифт:
— А дальше, — говорю, — не знаю.
— Ну как же так? Ну, спой еще раз!
Я повторила куплет. Алексей Максимович как-то особенно заулыбался, встал и ушел. Через полчаса вернулся вот с этой самой бумажкой и с дописанными куплетами[56].
Ай, — я кинтошка молодой.
Ты — барина старая
Не щипай минэ за ногу,
Что тэбэ — гитара я?
Молоденький баришня
Сэрсэ глазкам колит…
Что ты минэ бьешь живот.
Барабан я, что ли?
Дыля минэ — приманка,
Не верти ты ухи минэ,
Разве я — шарманка?
По Куре плывет баржа.
Это просто ей-то!
Ах, не плюй на морда мне,
Я тебе не флейта.
Я тут же их пропела. Куплеты произвели фурор, и Алексей Максимович был очень доволен.
Так и повелось с той поры. Если кому-то из нас по какому-то поводу делали назидание, мы в ответ с «рыбьими» глазами уныло тянули: «Не верти ты ухи мне, я ведь не шарманка-а-а». Или, завидев в море пароход, пели: «По Куре плывет баржа-а-а…»
* * *
К этим воспоминаниям мне хочется добавить рассказ об еще одной из наших выдумок, которую затеял Максим — сын Алексея Максимовича. Это — истории о бабушках. Речь шла конечно, не о наших настоящих бабушках, а о выдуманных. У нас их было неисчислимое множество, и с ними происходили всякие приключения. О них писалось прозой, стихами, пелись баллады, рисовались иллюстрации.
У Максима, кстати сказать, был необыкновенный талант к живописи. Его рисунки и краски отличались большим изяществом, оригинальностью и беспредельной фантазией, а карикатуры — неподдельным юмором. Его жена, Надежда Алексеевна, как вам известно, — художница. Случилось так, что и я рисовала неплохо. Вот мы втроем и старались.
Бабушек, как я сказала, было множество. Все они были разные, поэтому и приключения никогда не повторялись. В конце своих авантюр бабушки обязательно погибали каким-нибудь странным образом. К примеру, одна из них мчалась по пустыне на верблюде и, добравшись до оазиса, садилась отдохнуть под пальмой. На беду, ей на голову падал кокосовый орех, и бабушка погибала. Другая бабушка варила вишневое варенье и объелась вишневыми косточками, которые забили ей нос, уши и горло, и бабушка задохнулась…
Всех их — бабушек — было не перечислить, и у нас на эту тему возник своего рода конкурс — кто кого переплюнет в своей фантазии, у кого «бабушкинские» типы, авантюры и гибель будут оригинальнее: погибать они должны были обязательно.
Алексей Максимович очень любил наши сказания о бабушках и даже время от времени спрашивал: «Ну, а что там еще случилось с бабушками?» Слушал он эти истории серьезно, и только в глазах его искрился смех.
* * *
Удивительное обстоятельство: нигде отцу не причиняли так много зла разговорами и сплетнями, как в России, в его родной стране, сами же русские люди[57]. Конечно, никто не смел оспаривать его талант — для этого у людей хватало достаточно ума — но как человека его нередко просто смешивали с грязью.
Почему? — Зависть! Другого объяснения не нахожу. Это, конечно, не могло уничтожить Шаляпина как артиста но отравить ему душу могло. И люди, не знавшие Шаляпина-человека, начинали верить в то, что он и пьяница, и жаден, и подл, и «зазнавшиеся холоп», или более того — «тупорылый мужик». И все это — неправда, ложь, обман, полная дезинформация.
Даже теперь, после его смерти, столько злой неправды продолжают повторять все те же индивидуумы, которым слава Шаляпина и все, что с собой несет слава великого
Однако при жизни отца даже клеветники не смогли возвести его в бездарности и, должна отдать им справедливость, всегда оговаривались, воздавая ему должное как артисту. Только после его смерти нашлись все же такие, которые старались доказать, что Шаляпин, мол, покинув Россию, был уже не тот[58], что это был жадный стареющий пьяница, «труп».
А между тем этот «труп» продолжал свой славный путь, радуя сердца и души людей, вызывая восторг и бурные овации благодарности у слушателей. «На Шаляпина» шли толпы людей. Каждый импресарио старался «заполучить» Шаляпина для своего собственного престижа и… для своего кармана. Однако после смерти Шаляпина кое-кто из них в своих мемуарах не упустил возможности лягнуть мертвого льва, еще раз спекульнуть на его имени и еще немного заработать на нем…
Эти строки я пишу не для защиты Шаляпина (А обвинители кто?!). Он в ней не нуждается, но с одной лишь целью — правильно информировать тех людей и те поколения, которые никогда не слышали его и не видели на сцене, а также для тех, кто никогда не знал его лично, как человека.
О любой выдающейся личности люди говорят всякое — создаются легенды, истории, в которых иногда кое-что и верно, но чаще всего истории эти. передаваемые из уст в уста, искажаются, принимают уродливые формы, и человека наделяют в конце концов такой характеристикой и такими качествами (а в немалой степени, увы и пороками), что человек этот и сам на себя становится непохожим. Пока говорят — это еще полбеды, а вот когда злобствующие люди пишут о нем безнаказанно Бог весть что, а ответить умерший не может, то я считаю, что долг детей его — ответить должным образом.
Еще в России отцу приходилось сносить немало обид. Многим не давала покоя слава его, успех, его большие гонорары, особенно последнее. Но ведь Шаляпин не был эксплуататором, никого не притеснял и не угнетал для своей выгоды или корысти. А если кого и эксплуатировал, то только самого себя, свой талант, свой дар Божий. А дано ему свыше было много, чрезвычайно много, и этим даром он не пренебрег, использовал его в полной мере, довел до совершенства, не почил на лаврах своей славы, а старался идти вперед. Никогда не слышала я от него, что вот, мол, теперь я могу пользоваться всеми благами жизни, ибо достиг совершенства и идти дальше уже некуда и не надо. Наоборот, искания его никогда не прекращались. Сколько раз я наблюдала за ним дома, когда он прослушивал свои пробные пластинки. Я следила за выражением его лица. Слушал он себя чрезвычайно внимательно и в некоторых пассажах болезненно морщился, нервно сжимал пальцы, откидывался на спинку стула и закрывал глаза, как будто хотел чего-то не слышать или, вернее, услышать это как-то иначе, лучше, по-другому. А потом наступало молчание. «Плохо! — говорил он коротко и неумолимо, — надо переделать!» И переделывал, пока не достигал того, чего ему хотелось, хотя за это ему лишних денег не платили, но он свой труд отдавал щедро и себя не жалел.
Сколько бы ни клеветали на него, конкретных фактов привести никто не может, а как раз факты указывают на совершенно обратное. Начнем с его пресловутого пьянства.
Мог бы пьяница и забулдыга так работать над собой? А вот про Шаляпина был распространен слух, и весьма упорный, что он пьет водку чуть ли не стаканами. Что, не выпив перед спектаклем, он и петь не может, и, когда отцу приходилось отменять выступления из-за простуды, распространялся слух: Шаляпин пьян, у Шаляпина запой… Даже ходил такой скверненький анекдот: когда Шаляпин пьян, за него поет такой-то (не помню фамилии) артист[59]. Как будто специально для такого случая этого артиста и держали. Думаю, что это было оскорбительно не только для Шаляпина, но и для артиста, который являлся якобы «затычкой» на сей прискорбный случай.