Глазастик и ключ-невидимка
Шрифт:
Король, бледнея, попятился, вздрагивая и растерянно озираясь.
Но смех настигал его, ликующий и свободный.
Король не выдержал и, зажав уши руками, со стоном ужаса выбежал из зала. Стража, слуги, придворные, словно подгоняемые волнами смеха, бросились вслед за ним.
– Обопрись на меня, не бойся, Глазастик!
– послышался за окном голос Вихрика.
– Подумаешь, летать! Что тут такого?
Мимо окна, плавно опускаясь, летела Глазастик.
Она испуганно улыбалась. От улыбки лёгкое сияние порхало вокруг
– Боюсь! Держи меня, Вихрик!
– лепетала она.
– Ой, разобьюсь! Ещё как далеко до земли!
– Какая ты стала тяжёлая, ф-фу!
– отдувался невидимый Вихрик. Никаких ветреных сил не хватит!
– Что-то щекочет усы!
– заметил кот Васька.
– Кажется,
это моя улыбка! Пожалуй, это мур! Даже несомненно.
– Ниточка, скорее на площадь!
– крикнул Трот.
Волшебник Алёша подхватил кота Ваську на руки. Они побежали пустыми залами, удивляясь, что никто не попадается им навстречу, никто не пытается их задержать.
Во дворце было тихо и пустынно. Только носовой платок,
обшитый тонким кружевом, лежал на блестящем полу.
Волшебник Алёша выбежал из дворца, остановился на верху лестницы, ступени которой веером спускались на площадь, и не узнал города.
Лучи солнца пробились сквозь редеющие облака и позолотили каждую розу-снежинку, отчего весь воздух засверкал и заискрился.
На нижней ступени лестницы стоял молодой скрипач с седыми волосами, и мелодия жизни и освобождения вдохновенно лилась из-под его смычка.
Он не сводил счастливых глаз с девушки, стоявшей рядом. Это была кружевница Миэль.
Миэль глубоко вздохнула, словно пробуждаясь от тяжелого сна. Она опустила руку, прижатую к щеке и крепко стиснутую в кулачок. Лёгкий красный след остался на нежной коже.
– Неужели?..
– растерянно улыбнулась Миэль, с трудом распрямляя затёкшие пальцы.
– Это было так страшно: ветер и пустота...
– Как долго ты летала, как долго длилась смерть...шептали губы скрипача.
Волшебник Алёша увидел улыбающуюся тётушку Ох, а рядом с ней Глазастика.
Глазастик подпрыгивала на месте и, не переставая, смеялась. И от этого смеха и лучей солнца её юбка стала голубой и пышной, и теперь была похожа на перевёрнутый цветок колокольчик.
– Тётушка Ох, посмотри, как я улыбаюсь!
– без конца повторяла Глазастик.
– А улыбка не потеряется? А во сне её
никто у меня не отнимет? Тётушка Ох, я правильно улыбаюсь?
– Родная моя, - сказала тётушка Ох.
– Ты чудесно улыбаешься! Но посмотри, посмотри! Вон старый фонарщик. Он всегда зажигал фонари на нашей улице, и когда у него было хорошее настроение, они становились разноцветными. Как я грустила, когда он улетел. Но теперь он вернулся. А вон тётушка Крем! Забыла, какие она пекла пирожные? Она тоже вернулась. Все возвращаются!
– А я ещё умею смеяться!
– не умолкала Глазастик.И я теперь могу дружить с Вихриком,
– Правда, правда, правда!..
– послышалось откуда-то сверху. Глазастик будет дружить со мной! Поэтому я не улетел с королевой Ветреницей!
Мелькнули вечно беспокойные руки Вихрика. На этот раз они освободили тонкое кружево, привязанное к руке скрипача, с которым он не расставался с тех пор, как улетела Миэль.
Кружево полетело над площадью, свиваясь кольцами и распускаясь, и казалось, волны смеха поднимают его и несут.
Катя услышала звук шагов и оглянулась. Позади неё в высоких дверях стоял Побегушка.
Побегушка сбросил вниз с лестницы поднос и тот с грохотом заскользил вниз по ступеням, подскакивая и блестя.
– Слышала мои шаги, Тс-с?
– крикнул он.
– Теперь я не улечу!
Внизу на площади старый актёр читал детям весёлые стихи. А птицы, наклевавшись вкусных крошек, которые им кидали из окон старушки, теперь смирно сидели на ветках и с почтением слушали мудрую Кукушку. Для такого случая она позволила себе на время покинуть свои часы.
– Неплохо бы перекусить, - облизнувшись, сказал кот Васька.
– Обедать, между прочим, пора, а не смеяться.
– А где же король, где все придворные, стража?
– оглядываясь, спросил волшебник Алёша.
– Вы ничего не знаете?
– удивился Побегушка и тут же звонко рассмеялся.
– Что было! Я спрятался за креслом и всё видел. Король закричал королеве Ветренице: "Они улыбаются! Я не могу слышать их смех! Я боюсь их улыбок!
Скорее унеси меня отсюда!.." Королева Ветреница завернула его в свои волосы, обхватила рукой и полетела. Остальные уцепились за её плащ, а кто не успел, побежал следом. А король ещё твердил на лету: "Мне холодно, холодно, теперь я,
наверно, никогда не согреваюсь... Простужусь..^" Но тут они скрылись из глаз, и это всё.
– Что ж, пожалуй, это наилучший выход, - задумчиво сказал волшебник Алёша.
– Как вы считаете? О, несомненно...
А внизу на площади тётушка Ох попеременно целовала то Ниточку, то Глазастика, то опять Ниточку.
– Я смастерю такой замок на воротах в страну королевы Ветреницы, что король никогда не сможет его открыть,сказал Трот.
– А он и не захочет, - убеждённо сказала тётушка Ох.Потому что он трус и ничтожество. Побоится!
Из дворцовых дверей бочком вылез джинн. Он словно покрылся пятнами ржавчины. Он двигался с трудом, в его глазах застыла тоска. С видом побитой собаки он робко приблизился к волшебнику Алёше.
– О мой старый повелитель!
– Джинн виновато хлюпнул носом.
– Позволь мне снова быть твоим верным рабом. Я согласен на всё. Пусть моим пристанищем станет кофейник, крынка
для молока, всё, что ты прикажешь. Я согласен жить в бутылке от кефира. Лишь бы только я мог ещё раз услышать столь бесценные слова: "Слушай и повинуйся!"