Глобалия
Шрифт:
С тех пор как Кейт познакомилась с Анриком, они много говорили о прессе, и у девушки уже сложилось собственное мнение.
— Наша пресса не свободна.
— Что вы такое говорите! — возмутился Грег. — Вы понимаете, как серьезно вы можете ошибаться? Мы живем в демократическом обществе, здесь можно высказывать любые мнения...
— Даже о терроризме?
— Ну, если кто-то хочет усомниться в существовании опасности, тогда, конечно...
Кейт пожала плечами.
— Вы могли бы подать в суд, — предложил депутат, который изо всех
— На Социальную безопасность? На сотни так называемых свидетелей? На кампанию, которую развернули на всех экранах? Вы прекрасно знаете, что в законе всегда найдутся лазейки, чтобы оправдать борьбу с терроризмом.
Она почти кричала. Дело принимало опасный оборот, и это нравилось Грегу все меньше и меньше.
— Кто-нибудь еще, кроме Тима, знает, что вы пришли сюда?
— Нет.
Но Грегу от этого явно не стало легче. Он был уверен, что за девушкой следят. Люди из Социальной безопасности наверняка потребуют от него объяснений по поводу этой встречи. И ему, как видному политику, лучше было знать обо всем этом как можно меньше. Пора было заканчивать разговор.
— Короче говоря, — провозгласил он, тряхнув дряблыми телесами, — чего вы хотите от меня?
— Только политику под силу защитить оклеветанного человека, который стал жертвой политических махинаций. Вы ведь всегда выступали за права человека...
— Безусловно, — подтвердил депутат, радуясь возможности ступить на более знакомую и куда менее скользкую почву, — я решительно выступаю за расширение прав человека. На прошлой неделе я внес поправку к закону о «Праве на физические отличия». Этот документ дает право желающим пересаживать себе дополнительные органы. Например, лишние пальцы пианистам, вспомогательные легкие для велосипедистов. И если результаты подтвердят наши ожидания...
— Я говорю не о новых правах, — прервала его Кейт, — речь идет о соблюдении самых элементарных прав: о том, чтобы человек мог предстать перед беспристрастным судом, не подвергался беспричинному аресту или ссылке. Короче говоря, о праве на свободу.
— Это право гарантировано демократией. Это же общеизвестный факт!
— А что, если найдутся исключения?
— Насколько мне известно, их нет.
— А вам что, сразу сообщают, когда такие вещи происходят?
Депутат заерзал на стуле. Обычно ему не стоило труда найти какую-нибудь дежурную фразочку, чтобы закончить беседу на оптимистической ноте. А эта чертова девчонка в черных родинках никак не давала ему выкрутиться.
— Мне кажется, дорогая Кейт, — провозгласил он таким тоном, чтобы было понятно, что встреча окончена, — что вы сильно преувеличиваете возможности политиков.
В конце этого пассажа депутат допустил ошибку, положив локти на стол и наклонившись вперед. Кейт вскочила и как кошка бросилась на него. Она схватила Грега за запястья, вытянула шею и, глядя ему прямо в глаза, сказала глухим, умоляющим голосом:
— Помогите мне! Вы же можете!
Может быть, все дело было в прикосновении этих тонких ледяных рук, а может быть, на депутата произвели впечатление искренность и непосредственность, к которым он не привык? Как бы то ни было, Грега сначала охватил страх, потом раздражение, потом нетерпение, а под конец он вдруг понял, что больше не в силах сопротивляться: ему больше всего на свете захотелось позволить себе хоть немного побыть искренним. В одно мгновение он почувствовал себя старым, жалким, грязным, беспомощным... Прежде всего беспомощным.
— Президент, — вздохнул он. — Вы думаете, он хоть что-то решает в подобных делах?
Грег встал, открыл стеклянную дверь на террасу, с которой открывался вид на подстриженный газон, и жестом предложил Кейт следовать за ним. Депутат облокотился о металлические перила и заговорил, глядя куда-то вдаль.
— Знаете, в чем заключается наша профессия? Мы разыгрываем представление, вот и все. Мы представительствуем. Одно слово чего стоит!
Напротив них няня краем глаза следила за двумя маленькими детьми, игравшими на газоне.
— Мой брат Тим первым пошел в политику. Не знаю, в курсе ли вы. А через два года я последовал его примеру. Только сам он к тому времени уже передумал. Все бросил и уехал в Анкоридж. Он вам не рассказывал?
— Нет.
— Но именно так все и было. Он сразу понял, что такое политика. Впрочем, и я тоже.
Один из детей упал навзничь, и няня со всех ног бросилась к нему. Кейт показалось, что Грег, привлеченный колыханием тяжелых грудей, не сводил глаз с женщины, пока та поднимала упавшего ребенка.
— Но все-таки, — сказала Кейт, — вы же народный избранник. Вы выступаете в парламенте. Вас слушают. Вы принимаете законы.
Грег повел бровями с видом человека, который давно расстался с иллюзиями.
— Вы наверняка обратили внимание, что в Глобалии, что ни день, проходят какие-нибудь выборы. Повсюду, все время, по каждому поводу.
— Да.
— Но вы же прекрасно видите, что никому нет до этого никакого дела. Вы сами тоже не голосуете, так ведь?
Он не дал ей времени ответить.
— Понимаете, в этом проявляется великая мудрость народа. Люди не станут себя утруждать ради выборов, которые ничего не значат.
Няня наконец заметила, что за ней подсматривают, и смерила депутата негодующим взглядом. Грег выпрямился, повернулся к ней спиной и уселся на перила.
— Кого мы только не выбираем: у каждого сообщества есть свое представительство, свои президенты на все случаи жизни. У каждой безопасной зоны по десять представительных инстанций. Каждая ассоциация может высказываться по любому поводу, представители каждой профессии выдвигают своих делегатов. Красота, не правда ли? Мы только и делаем, что расширяем завоевания демократии.