Глобальное политическое прогнозирование
Шрифт:
Западу предстоит пережить новый бунт свирепых кшатриев против сентиментального брахманизма, возрождение культа богов войны и грозы, реванш язычества над христианством. В каком обличье явятся эти кшатрии и идолопоклонники, "белокурые бестии" и "сверхчеловеки" — это вопрос для сценаристов уже ближайшего будущего. Для США это несомненно означает превращение республиканских институтов в имперские; либерального мессианизма, вооруженного идеей прав человека,— в мессианизм расистский, вооруженный идеей прав западного "сверхчеловека". Словом, в скором времени раскроется глубочайшая из политических тайн западного модерна: обе его разновидности, и либеральная и социалистическая, рождают гордыню мировой власти и тоталитарное искушение.
Америке предстоит в сокращенные сроки (как обязывает закон сбережения
Индивидуализм мировой империи отличается от старого республиканского индивидуализма тем, что обретает черты ницшеанского сверхчеловека, призвание которого — управлять неразумным миром, населенным традиционалистскими "недочеловеками". На Западе уже сегодня исчезают влиятельные теории, разделяющие презумпции христианского универсализма и веру в единство человеческой судьбы. Фактически сталкиваются и причудливо переплетаются две концепции: культурологическая концепция плюрализма цивилизаций, развивающихся по своим законам, но сегодня столкнувшихся на нашей тесной планете, и либеральная концепция, с ее дихотомией "модернизм — традиционализм". Но если раньше "традиционализм" незападных народов считался преодолимым в ходе модернизации, вестернизации и просвещения, то теперь он обретает знакомые черты расовой неполноценности: народы с "негодным менталитетом" считаются обреченными, несмотря на тот факт, что они составляют большинство населения планеты.
Неолиберальное язычество разуверилось в большинстве человечества, но высоко ценит территорию, на которой это большинство обитает. Поэтому следует ожидать, что это язычество отовсюду будет заимствовать аргументы для обоснования "тихого" геноцида. Изобретательный ум "сверхчеловеков" обратится и к экономической теории, акцентируя имеющиеся в ней моменты мезантропии — отношение к человеку как к незаконному сыну космоса, опасному для природного равновесия. Вероятно, обратятся и к оккультной эзотерике, ибо захватчики мира, объявляющие себя его благодетелями, по необходимости являются эзотериками, оберегающими свои тайны. Под угрозу сегодня поставлен не только универсализм европейского Просвещения, но и его светско-экзотерический, открытый характер. Устроители однополярного мира, отданного на откуп новой расе господ — "золотому миллиарду" — станут большими оккультистами, презирающими "демократию разума" с ее прозрачными логическими универсалиями.
3.2. Пролегомены к сценариям фазы ответа: прогностическая модель Восток — Запад
Напрашиваются следующие варианты фазы ответа, каждый из которых влечет за собой цепную реакцию, охватывающую все проблемное поле грядущей эпохи.
Первая дилемма касается поведения Западной Европы в фазе ответа. Напомню, что ответ касается нескольких разновидностей вызова: вызова однополярности, вызова нового расизма и социал-дарвинизма, вызова виртуальной реальности как основы нового волюнтаризма, не чувствующего никаких сопротивляющихся твердынь и субстанций.
Фаза ответа наступает в тот самый момент, когда виртуальные реальности "демократии", "европейского дома", "нового мирового порядка", сконструированные для манипуляции сознанием бывшего "второго мира", рассеиваются как дым, и подавляющее большинство обольщенных оказываются лицом к лицу с настоящей, крайне обескураживающей реальностью. Еще президентские выборы 1996 г. в России происходили при давлении виртуальной реальности над настоящей; выборы 2000-го года и связанная
Ясно, что в этих условиях так или иначе сработает географический фактор: страны, удаленные от эпицентра фазы ответа США, будут чувствовать большую степень свободы, чем западноевропейцы, которым предстоит четче воспринимать реальность и более оперативно откликаться. Следовательно, одно из двух: либо западноевропейцам предстоит все более решительно дистанцироваться от США, беря на вооружение какие-то моменты политики континентального равновесия (с привлечением России для совместной нейтрализации зарвавшегося мирового гегемона), либо они предпочтут разделить плоды победы, и тогда им предстоит, напротив, подстрекать США на все более решительные действия для окончательной "нейтрализации" России. Второй вариант ныне затрудняется еще и тем, что в новой, кейнсианской или социал-демократической фазе внутриполитического цикла, сменившей фазу монетаризма, к власти возвращаются социал-демократы, менее впечатлительные к соблазнам нового социал-дарвинизма и воинствующего язычества. А идеологический фактор в фазе ответа будет, пожалуй, играть решающую роль.
С самого начала в процессе интеграции Западной Европы имели место коллизии между лево- или праворадикальным национализмом с одной стороны и либеральным интернационализмом проамериканского толка — с другой. Сегодня европейский интернационализм имеет шансы быть антиамериканским — в той мере, в какой ЕС становится мощным самостоятельным центром силы. К тому же успокоить своих националистов Европа может только посредством демонстративного дистанцирования от США и авантюр "однополярного мира". Общеевропейский "национализм" может сублимировать энергетику традиционного национализма посредством идей европейской самостоятельности и величия. Различие американцев и европейцев прослеживается по целому ряду остающихся немаловажными критериев.
Прежде всего речь идет о различиях и конфликте между виртуальной экономикой биржевых спекуляций и реальной экономикой, связанной с производством товаров и услуг. США вступили в эру "электронных денег" и виртуальной экономики, в центре которой стоит банк, а не предприятие, с твердой решимостью выстроить новую управленческую иерархию: гегемония банковского капитала над промышленным должна была стать одной из основ гегемонии США над промышленно развитыми странами, продемонстрировавшими способность успешно конкурировать с американской промышленностью. Новый мир виртуальной банковской экономики, связанной с манипуляциями курсов валют и интернационализацией денег, призван обесценить несравненное трудовое усердие носителей реальной экономики, в частности новых индустриальных стран, население которых доказало, что конфуцианская этика может служить не худшим подспорьем промышленного рывка, чем протестантская этика. Либеральный интернационал в качестве мировой элиты, претендующей на глобальную власть, явно третирует "вторичную" экономику промышленности как нечто архаичное, ставшее уделом стран второго эшелона развития. Он связывает свои надежды с "третьей волной" или "третичной" экономикой, под которой ныне понимается не производство услуг вообще, а финансовые услуги, связанные с процессами распределения и перераспределения капитала в мировом масштабе.
Принципиальное значение для прогнозирования европейской политики в фазе ответа имеют следующие вопросы:
а) Насколько власть виртуальной экономики, связанной с фиктивным капиталом, обусловлена другой, более реальной властью, в том числе военно-стратегического характера? Что было бы с властью манипуляторов курсами валют, если бы она не опиралась на властную инфраструктуру "традиционного" типа, обеспечивающую монополию на решения и ограждающую от протестов ущемленных этими решениями?