Глотка
Шрифт:
– Это как музей сорок пятого года, – сказал Джон, поворачиваясь ко мне с удивленной улыбкой.
– Так оно и есть.
Я присел на кресло и огляделся. Через окно я различал стену домика Белнапов, через окно в которой Ханна видела повзрослевшего Фи Бандольера, сидевшего там, где сидел сейчас я. Джон искал за стульями под диваном. Фи приходил сюда ночью и пользовался только фонариком, поэтому он не мог разглядеть жирных пятен на обивке кресла и дивана.
Джон открыл дверь в другом углу гостиной. Я встал и последовал за ним в комнату, где умерла от голода и побоев Анна Бандольер.
Посреди
– Ящики, – сказал Джон, и мы открыли почти одновременно два ящика по обе стороны от зеркала. Мой был пуст. Джон захлопнул свой ящик и посмотрел на меня с нетерпением и раздражением одновременно.
– Ну, – сказал я. – И где же они? После того как Боб Бандольер избавился от Санчана, на втором этаже больше не было жильцов. Может, записи там? – Тут мне пришла в голову еще одна мысль. – Есть ведь еще подвал, где в те времена стирали.
– Я посмотрю наверху, – Джон отряхнул колени от пыли. – Надо выбираться отсюда как можно скорее – не нравится мне этот туман.
Я почти видел маленького Фи Бандольера, стоявшего холодной ноябрьской ночью пятидесятого года у кровати и державшего руку своей умирающей матери, в то время как отец его валялся на полу в окружении пустых бутылок.
– Хорошо? – переспросил Джон.
Я кивнул, и он вышел из комнаты. Я повернулся спиной к мальчику и пошел через дымку всего, что я придумал о нем, по направлению к кухне.
Как и в моем старом доме, дверь в подвал находилась рядом с плитой. Я спустился по деревянным ступенькам в темноту и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Прямо у лестницы стоял длинный деревянный верстак, на стене над ним была прибита полка, на которой стояли кофейные банки с гвоздями и шурупами. Скоро я стал различать контуры стоявших под верстаком коробок. Я задержал дыхание, предвкушая триумф, подошел к верстаку и нагнулся над ближайшей ко мне коробкой. Она была величиной с ящик для виски, крышка ее была закрыта, но не запечатана. Под крышкой оказался слой темной материи. Фи обернул свои записи после того, как увидел, что сделали с ними крысы в подвале «Зеленой женщины». Я потянул за ткань, и она легко подалась. Это оказался пиджак от костюма. Я бросил его на пол и снова полез в коробку. На этот раз я вытянул брюки от костюма. Под небрежно сложенными брюками обнаружились еще два костюма – темно-синий и снова темно-серый. Я засунул первый костюм обратно в коробку, запихал ее обратно под верстак и придвинул другую. Раскрыв ее, я обнаружил стопку накрахмаленных рубашек с эмблемой в форме стрелы. Они были серыми от пыли.
В следующей коробке были еще три костюма, лежавшие поверх трусов и скомканного нижнего белья, в четвертой – свалка черных ботинок, а в пятой – широкие галстуки моды сороковых годов, сплетенные между собой, подобно змеям. Я встал и размял затекшие ноги.
Фи Бандольер изгнал отсюда Думки, очистил то, что казалось ему важным, и повесил на дверь замок, заперев прошлое, словно в банке.
На корпусе старой стиральной
– Вот, – сказал я. На коробке тоже висели обрывки паутины – ее недавно двигали. Я напряг мускулы и оторвал коробку от земли. Она была почти невесомой. Что бы там ни лежало, это явно не стопка исписанной бумаги. Я отнес коробку к подножию лестницы и тут услышал, как в кухню входит Джон Рэнсом.
Внутри коробки оказалась еще одна.
– Черт! – пробормотал я и, вскочив, подошел к стоящей посреди подвала печке.
– Что-нибудь нашел? – спросил сверху Джон.
– Не знаю, – сказал я.
– Наверху ничего нет, – ступеньки заскрипели под шагами Джона. – Просто пустые комнаты. А что ты делаешь?
Печка была размером с детскую колыбельку. Внутри лежал белый пепел, решетка была закопчена. Джон подошел и встал у меня за спиной.
– Думаю, мы потеряли эти записи, – сказал я.
– Подожди, – сказал Джон. – Здесь он ничего не жег. Видишь это? – Он указал на почти невидимую часть печки, которая была чуть светлее остальных. Я принял ее сначала за пятно. Джон просунул руку и провел по стенке – на пальцах его осталась паутина.
Коробки лежали там, где я их оставил. Когда я потряс их, внутри что-то звякнуло.
– Давай вынем, – предложил я.
Джон подошел и положил руки на коробку. Я засунул руки внутрь и потянул. Коробка легко подалась, но, когда я открыл ее, внутри опять оказалась другая коробка – поменьше. Я вынул и ее. И когда тряхнул, внутри что-то зашуршало.
– Кажется, ты нашел пасхальное яйцо, – сказал Джон.
Я поставил коробку на пол и открыл ее. На дне коробки лежал плоский белый конверт. Когда я взял его в руки, он оказался толще и тяжелее, чем я предполагал. Я поднес его к лестнице – там было светлее. Джон смотрел, как я распечатываю конверт.
– Фотографии, – предположил он.
Старые квадратики фотографий с белым ободком казались по современным стандартам очень маленькими. Я вынул их из конверта и стал рассматривать. На первой успел порисовать один из детей Думки, но под его каракулями можно было различить тоннель под аркой отеля «Сент Элвин». Следующая фотография была на первый взгляд точной копией первой, только казалась не такой разрисованной. Но потом я увидел, что во второй раз фотограф подошел поближе к входу в тоннель.
На третьей фотографии была двуспальная кровать, над которой висела картина в рамке, изображение на которой невозможно было разобрать, так как в стекле отразилась вспышка. Рядом с кроватью виднелась дверь. Но маленький Думки нарисовал на двери и стене огромное количество крестиков. Однако, пока он добрался до кровати, трудолюбие его иссякло.
– Что это? – спросил Джон.
На следующей фотографии та же комната была снята под другим углом, и в кадр попадал угол туалетного столика. Но этот снимок тоже был разрисован, и его невозможно было изучить в деталях.