Глубина в небе (авторский сборник)

Виндж Вернор Стефан

Он поискал взглядом стопку одеял, где Болтушка свила себе гнездышко. Да. Она там и смотрит в его сторону.

— Болтушка? Ты чего? Все хорошо.

Она не ответила. Шипение стало громче. «Это не Болтушка». На миг его сонный мозг парализовало страхом, как у кролика перед удавом. Потом Хамид взял себя в руки и прищурился в полумраке: никого. Звук шел от телефона, но экран оставался темным. «Чушь какая-то».

— Болтушка? — Он ее никогда еще такой не видел. Глаза широко распахнуты, вокруг радужек видны белки. Передние лапы вылезли из-под одеял, когти выпущены и продрали в пластиковой плитке пола глубокие борозды.

По морде зверюги стекала струйка слюны.

Он встал и направился к ней. Шипение перешло в голос. Голос произнес:

— Она мне нужна. Человек, она мне нужна. И я ее получу.

Ее. Болтушку.

— Как ты вылез на мой канал? Ты не имеешь права сюда врываться.

Хамид понимал, что порет чушь, но ему требовалось как-то стряхнуть кошмарное наваждение.

— Мое имя Когти. — Хамид вдруг вспомнил коготь на эмблеме «Равны и Когтей». Когти. Да уж. — Мы сделали тебе щедрое предложение. Мы были терпеливы. Теперь так не будет. Я заберу ее. Если придется укокошить вас всех, м-мясных, пускай, но я ее заберу.

Шипение почти стихло, но говорили по-прежнему словно из звукосинтезатора, притом дешевого. Построение фраз и акцент — как у Равны. Либо это одно и то же существо, либо они английский учили по одному учебнику. Впрочем, Равна была просто рассержена, а эта тварь как белены объелась. Не считая легкой запинки на слове мясных, голос звучал непреклонно. И по нему становилось совершенно ясно, зачем внешнику Хамидова любимица. В словах незнакомца слышался голод, стремление овладеть или сожрать.

Гнев Хамида превозмог ужас.

— А не пошел бы ты, монстряка из комиксов! Мы под защитой, если даже ты не блефуешь…

— Блефую? Блефуаввафррр… — Голос сорвался на сдавленный булькающий вопль, но крик Болтушки перекрыл и его. Спустя миг бульканье утихло. — Я не блефую. Еще часа не прошло, как Хуссейн Томпсон на собственной шкуре испытал, что значит встать у меня на пути. Ты сдохнешь вместе со всеми своими сородичами, если не отдашь мне то, чего я требую. Вижу, рядом с твоим… домом… припаркована наземная машина. В течение часа ты должен быть в пятидесяти километрах к востоку отсюда, иначе ты узнаешь то, что до тебя уже узнал Хуссейн Томпсон. Что я не блефую.

И существо, называвшее себя господином Когти, прервало связь.

«Да наверняка ж он блефует! Если Когти так могуч, почему не смел Туристов с неба и не забрал Болтушку себе?» Впрочем, он и сейчас тупит. Неделю назад Когти получил бы все, чего хотел, без лишнего шума, надо было только подмазать кого следует. Такое впечатление, что эти твари не привыкли к неповиновению — или отчаялись по причине, которой Хамид не понимал.

Хамид развернулся к Болтушке. Потянулся было потрепать ее по шее. Болтушка отскочила, щелкнув зубами и разодрав ему рукав пижамы.

— Болтушка, ты чего?

Она отпустила рукав и попятилась к своей лежанке. Теперь она издавала жалобный свист, как в тот раз, когда ее грузовичком сбило. Отец Хамида предполагал, что это и есть подлинные болтунские звуки, рефлекторные, как всхлипы или клацанье зубов у человека. Хамид встал на колени и успокаивающе загукал. На сей раз Болтушка позволила почесать себе шею. Он увидел,

что лежанка в моче, а ведь Болтушка научилась ходить на горшок в одно время с ним самим. Блефует Когти или нет, а Болтушка неподдельно напугана. Когти утверждал, что убьет тут всех. Хамид подумал об ансибле, гребаном телефоне богов, от работы которого тускнело солнце. Блеф или безумие?

Он подкрался к телефону и набрал номер руководителя тургруппы, молясь, чтобы моллюск по ночам принимал не только почту. Дважды сверкнули огоньки вызова, после чего перед Хамидом возникла панорама: верхушки облаков и синее небо. Ее легко можно было принять за вид Срединной Америки с некоторой высоты, вот только облака, казалось, уходили в бесконечность, и структура их по мере размывания в дымке усложнялась. Это был закольцованный видеоклип с десятибарового уровня лотлримарской атмосферы. Слизень, конечно, выбрал его, чтобы смягчить сердца абонентов-людей, но картинка правдоподобно отображала его родную планету — газовый субгигант диаметром тридцать тысяч километров.

Секунд пять на экране проплывали облачные каньоны. Да просыпайся же, черт бы тебя побрал! Дисплей очистился, и перед Хамидом появился человек: Ларри Фудзияма! Лентяй Ларри явно был не слишком удивлен.

— Ты как раз по нужному номеру звонишь, мальчик мой! Я тут, с нашим слизняком. У нас заварушка.

Хамид не нашелся что ответить, и Ларри продолжил:

— «Равна и Когти» с полуночи слизня обрабатывают. Угрозами и обещаниями, по большей части — стращают, с тех пор как коммом завладел парень по кличке Когти. Мне жаль, что с твоим папой так вышло, Хамид. Нам следовало догадаться…

— О чем вы?

— А ты разве не поэтому… О. Это было в новостях… сейчас… — Изображение Ларри исчезло, сменившись видеороликом новостного выпуска. Репортерский хоппер летел над фермерскими хозяйствами Восточного Мичигана. Через секунду Хамид узнал холмы: владения Томпсона, в двух тысячах кликов на восток от Маркетта. Там уже наверняка взошло солнце. Камера показала знакомый ручей, и новостник забубнил о том, как «Новости-онлайн» оказались на месте катастрофы допрежь первых спасателей. Хоппер взлетел над гребнем холма… А где деревья? Земля исчерчена тысячами черных стрелок: обгоревшие стволы, безжалостно срубленные взрывом. Репортер нес какую-то ахинею насчет метеорита: как, дескать, повезло, что болид упал в озерной долине и пострадала лишь одна ферма. Хамид проглотил слюну. Ферма… Хуссейна Томпсона. Место, где они с Хуссейном жили после того, как мама их бросила. От эпицентра в небо поднимались клубы пара — из бывшего озера. Репортер заверил слушателей, что все постройки фермы провалились в новообразованный кратер.

Видеоролик закончился.

— Это точно не срединноамериканская бомба, — сказал Ларри, — но и не естественное явление. «Равна и Когти» два часа назад посадили там свой лихтер. Как раз перед взрывом мне позвонил Хусс. Он был страшно напуган и что-то нес про то, что ему угрожают Когти. Я тебе покажу, если ты…

— Нет! — выдохнул Хамид. Потом уже тише: — Нет.

При всей ненависти к Хуссейну Томпсону он признавал этого человека своим отцом и первые годы жизни искренне любил его. Теперь Хуссейна не стало, и Хамиду уже не удастся отделить добрые чувства от злых.