Глубина в небе
Шрифт:
– Давит, давит!
Винж подобрался к Патилу и До, аккуратно отсосал вакуумом рвотные массы с их комбинезонов. Цуфе подняла на него озадаченные глаза:
– В жизни никогда не блевала.
– Это не ты, – ответил Винж, стараясь думать, несмотря на боль, которая давила все сильнее и сильнее.
Кретин, кретин, кретин! Как это я до сих пор не понял?
Это не Кенг Хо напала на эмергентов; как-то все вышло совсем наоборот.
Вдруг стало видно, что делается снаружи.
– Я поймал локальную синхронизацию, – донесся голос Дьема из наушников. Слова командира доносились короткими мучительными выдохами. – Пять высокоскоростных бомб с позиций эмергентов. Цель: флагман
Винж перегнулся через ряд коек и выглянул. Факелы ракет уходили в сторону от расположения модуля, пять бледных звезд разгонялись в небе все быстрее и быстрее, сходясь к ККХ «Фам Нювен». Но их пути не были гладкими дугами – резкие повороты и уходы в сторону.
– Наверное, мы бьем по ним лазером. Они уворачиваются.
Одна из звезд исчезла.
– Мы одну сбили! Мы…
В небе вспыхнули четыре световых точки. Они становились все ярче и ярче, в тысячу раз ярче вылинявшего диска солнца.
И снова вид исчез с дисплея. Свет в кабине погас, мигнул и погас снова. Включилась самая глубинная аварийная система. Появилась бледная красноватая сетка линий, очерчивающая отсеки оборудования, воздушный шлюз, аварийную консоль. Эта система была защищена от радиации, но очень примитивна и низкоэнергетична. Даже фонового видео не было.
– Что там с флагманом Парка, командир? – спросил Винж. Четыре близких разрыва, такой страшной яркости – в углах правильного тетраэдра, охватившего жертву. Картина погасла, но в памяти его она останется вечно. – ДЖИММИ! – выкрикнул Винж. – Что с «Фамом Нювеном»?
Казалось, красное аварийное освещение качнулось – от собственного крика он чуть не отключился.
Слабый голос Дьема прозвучал хрипло и отчетливо.
– Думаю… думаю, он погиб. – «Сгорел» или «испарился» – от этих прикрывающих слов не легче. – Я ничего не вижу, но четыре ядерных заряда… Господи, они же ударили точно в него!
Вмешались еще несколько голосов, но они звучали еще тише, чем у Дьема. Винж полез обратно в голову кабины, и тут тяга в одну десятую g кончилась. Без мозгов, без света – чем стал этот модуль, если не гробом? Впервые за свою жизнь Эзр Винж ощутил безотчетный ужас наземника: невесомость могла значить, что они вышли на расчетную орбиту, но могло быть, что они летят по баллистической траектории, пересекающей поверхность планеты…
Винж подавил ужас и поплыл вперед. Можно воспользоваться аварийной консолью. Услышать окружающий мир. Использовать локальный автопилот для полета к уцелевшим силам Кенг Хо.
Боль в голове усилилась до такой, которой Эзр Винж даже представить себе не мог. Казалось, красные огоньки аварийного освещения тускнеют и гаснут. Сознание ускользало, и начинал душить поднявшийся панический страх. Ничего он не может сделать.
Но перед тем, как мир скользнул в небытие, судьба сделала ему подарок, воспоминание: Триксии Бонсол не было на борту «Фама Нювена».
8
Более двухсот лет часовой механизм в глубине замерзшего озера честно тикал, снимая натяжение пружины виток за витком. Так же надежно отщелкал он последнюю пружину… и его заело из-за попавшей воздушной снежинки в последнем спусковом механизме. Так бы он и завис, дожидаясь пришествия нового солнца, если бы не некоторые непредвиденные события: на седьмой день двести девятого года серия подземных толчков разошлась вдруг по замерзшему морю, освободив последний рычаг. Шевельнулся поршень, продвинув пену органического ила в бак с замерзшим воздухом. Несколько минут не происходило ничего. Потом органика тускло засветилась, температура поднялась выше точки кипения кислорода и азота и даже углекислого газа. Дыхание триллиона распускающихся экзотермов расплавило лед над маленькой машиной. Подъем к поверхности начался.
Очнуться от Тьмы – это совсем
Пробуждение от Тьмы происходит по частям. Зрение, осязание, слух. Память, узнавание, мысль. Как это происходит: сначала одно, потом другое, потом третье? Или все происходит сразу, но части между собой не сообщаются? Когда из всех кусочков возникает «разум»? Эти вопросы дразнили воображение Шерканера всю его жизнь, став основой для его главных поисков… Но в эти моменты рассыпанного сознания они сосуществовали с теми, что казались куда важнее: собрать себя воедино, вспомнить, кто он, почему он здесь, и что нужно сделать прямо сейчас, чтобы выжить. Насест водителя занял миллионнолетний инстинкт.
Шло время, клубились мысли, Шерканер Андерхилл выглядывал в темноту из поцарапанного окна своей посудины. Там было заметно движение – клубящийся пар? Нет, скорее как пелена кристаллов, вертящаяся в тусклом свете, в котором они плыли.
Кто-то стучал его по правым плечам, вновь и вновь окликая его по имени. Шерканер сложил воспоминания в картину.
– Да, сержант! Я продулся… то есть проснулся.
– Прекрасно. – Голос Аннерби звучал жестью. – Состояние организма? Процедуру, надеюсь, помнишь?
Шерканер послушно пошевелил ногами. Все они болели – неплохое начало. Средние руки, передние руки, пищевые руки.
– Не уверен, что чувствую правую среднюю и переднюю. Может быть, еще пока слиплись.
– Ага. Вероятно, еще не оттаяли.
– Как там Джил и Эмбер?
– Говорю сейчас с ними по другим тросам. Голову ты собрал вместе последний, но у них до сих пор замерзли участки тела большей площади.
– Дай-ка мне конец троса.
Аннерби передал ему звукопроводящее устройство, и Шерканер поговорил с другими членами команды непосредственно. Тело выдерживает большие задержки в оттаивании, но если процесс не завершить, начинается гниение. Проблема тут была в том, что мешки экзотерма и горючего сместились, пока лодка протаивала свой путь к поверхности. Шерканер расставил мешки заново и стал пропускать через них ил и воздух. Зеленое сияние в тесной лодке стало ярче, и Шерканер при свете осмотрелся, нет ли проколов в дыхательных трубах. Экзотермы необходимы для тепла, но если Команде придется конкурировать с ними за кислород, то в этой борьбе ей ничего не светит.
Прошло полчаса, и окружавшее их тепло освободило наконец все конечности. Мороз повредил только кончики средних рук Джила Хэвена. Это было лучшее достижение по сравнению с большинством глубин. По лицу Шерканера расползлась широкая улыбка. Они это сделали – пробудили сами себя на Пике Тьмы.
Все четверо еще отдыхали, наблюдая за потоком воздуха и выполняя график Шерканера по управлению экзотермами. Аннерби и Эмбердон Нижнимор пробежали по подробному списку проверки, передавая подозрительные и сломанные детали Шерканеру. Нижнимор, Хэвен и Аннерби были талантливые ребята – химик и два инженера. Но еще они были профессиональными бойцами. Шерканера всегда восхищало, как они менялись, попадая из лаборатории в поле. Особенно эта «слоистость» проявлялась у Аннерби: закаленный солдат, под этим – творческий инженер, и все это на твердом основании традиционной пуританской морали. Шерканер теперь знал сержанта уже семь лет. Первоначальное презрение сержанта к планам Андерхилла миновало давным-давно, они стали близкими друзьями. Но когда Команда выдвинулась на Восточный Фронт, манера сержанта изменилась. Он обращался к Андерхиллу со словом «сэр», и почтительность иной раз граничила с нетерпением.