Глубинка
Шрифт:
Аня улыбнулась. Как я успел заметить, улыбалась она редко, но когда это случалось, от нее как будто исходило теплое дуновение. И невольно хотелось улыбнуться в ответ.
— Нет, это Ритка была, моя одноклассница. Ей Миша нравится, вот я ей и сказала, что видела, как ты дорогу перебегаешь. А она передала, будто сама видела.
— Ты меня тогда здорово выручила. Они стояли буквально в трех шагах. Я ногу подвернул, еле до дома дошел потом.
— Ногу подвернул? Я не знала.
— А что, — усмехнулся я. — Помогла бы и здесь?
— Может быть.
— Он мой брат. Зачем ты вообще взялась мне помогать, если я такой странный, слабый, трусливый и, к тому же, москвич?
— Я не говорила, что ты слабый. Сергей часто у нас остается. Когда они с Мишей поддадут, он начинает перечислять, что с тобой сделает, если ты попадешься. И он… они это могут. Они вообще без тормозов, я видела. Мне стало тебя жалко, я ведь знаю, ты не виноват в той аварии.
— Понятно…
— А когда ты в клуб пришел, я сразу поняла, что это ты.
— Угу…
Значит, жалко стало. За полчаса беседы эта девочка поведала мне обо мне самом больше, чем я мог предположить. Вот, значит, как я выгляжу в ее глазах. Трусливый, беспомощный и жалкий. С другой стороны, а чего было ожидать? Здесь действуют другие правила, и совсем другая шкала оценок. Все мои достоинства превращаются в недостатки, жизненные кредо и принципы рушатся, как песчаные замки, под напором простой и беспощадной логики шестнадцатилетней девочки. Эти люди жестче, много жестче меня… и гораздо жизнеспособнее. Что мне дает мое высшее образование в условиях вынужденного выживания? Помогло оно мне хоть раз? А мои знания, коими я так гордился, начитанность, эрудированность? Что я вообще могу противопоставить человеку, с которым так яростно хотел поквитаться?
Аня тем временем встала из-за стола.
— Ну ладно, мне пора. Скоро стемнеет.
Я подорвался.
— Ты пешком? — почему-то совершенно не хотелось, чтобы она уходила. — Я тебя провожу.
— Нет, я на мотоцикле. Он в лесу спрятан. Это брата мотоцикл, он в восемь вернется. Если увидит, что я его брала, мне попадет.
— Ты с братом живешь? А родители?
— Папа умер, а мама в колонии, сто шестидесятая. Еще два года осталось, — она отвечала так спокойно, словно ее родители ушли в кино. — Мы с Мишей живем. Ладно, я пойду.
Я проводил ее до мотоцикла. Мне еще так о многом хотелось расспросить, но она села и уехала, а на мой вопрос, приедет ли еще, лишь пожала плечами.
Следующие два дня я буквально не находил себе места, вся работа встала. Ночью долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок, а днем бесцельно мыкался в четырех стенах. Не помогало ни чтение, ни пес. Я ждал, что Аня вернется, но она не возвращалась. Я не мог себе в этом признаться, но внезапно она заняла все мои мысли, и объяснения этому найти не получалось. Конечно, я понимал, что общество одного лишь Андрея раз в две недели не могло излечить меня от тоски по людскому обществу. А тут появилась девушка, настоящая живая девушка, из плоти и
Вместо этого я позвонил Вере.
— Родной мой, как ты там? — голос жены подействовал, как теплый душ после долгого пребывания на морозе. — Я так соскучилась… А у нас тут такое произошло, ты не поверишь…
Мы разговаривали и разговаривали, и ледяной комок одержимости в моей груди потихоньку таял. Все-таки никто и ничто не заменит тепла, даруемого любимым человеком. Даже если у тебя есть только его голос. Далекий, но такой близкий и незаменимый… Положив трубку, я почувствовал себя гораздо лучше. Можно даже покуховарить.
А на следующее утро шум мотора и лай Агата известили меня о приезде гостей.
— Я школу прогуляла, — деловито сообщила Аня, слезая с мотоцикла. — И дома есть нечего.
Едва ли она нуждалась в моих нравоучениях о важности и необходимости получения образования, поэтому я просто предложил ей картошки с баклажанами. Она согласилась и съела почти целую сковородку, то есть все, что у меня было. Лишь доев, спохватилась:
— Ой, у тебя же, наверно, еды мало?
— Не мало, — успокоил я. — Меня брат хорошо снабжает. Тем более, я баклажаны не очень люблю.
— Спасибо.
— А почему у вас дома еды нет? Брат тебя не кормит?
— Он? Нет, если он продукты покупает, я готовлю. Но он забывает иногда.
— А напомнить ему сложно? — не понял я.
— Когда он забывает, к нему уже не подойдешь, чтобы что-то попросить — он все равно не услышит, — она так посмотрела на меня, что я сразу все понял и предпочел тему не развивать.
Чай со сладостями пили в полном молчании.
Покушав, мы отправились гулять по деревне. Аня закурила. Оказалось, она уже бывала здесь, но давно, когда Зуево было еще обитаемым.
— Озеро очень красивое, — заметила она. — Мы раньше с мамой сюда приезжали купаться.
Я показывал своей спутнице памятные для меня места и рассказывал истории из детства. Слушая о наших приключениях, смешных и страшных, Аня немного оттаяла.
— У нас тоже всегда компании разные были, и мы тоже играли. И на кладбище тоже ночью ходили. И пушки из запаянных трубок и спичечной серы делали.
— Выходит, «москвичи» не так уж сильно отличаются от остальных людей? — с улыбкой спросил я.
— Так то дети. Дети везде одинаковые, хоть здесь, хоть в Африке, — невозмутимо парировала Аня, и я не нашел, что ей возразить.
Мы катались по озеру на лодке, играли с Агатом, собирали рябину на компот — день прошел незаметно. Вечером, уже садясь на мотоцикл, Аня спросила:
— За то время, что ты здесь живешь… ты не встречался с чем-нибудь странным?
Я тут же напрягся. Не встречался, как же…
— Да нет, вроде бы… А что?
— Да так… ничего. Просто, говорят, над лесом НЛО недавно видели. Ну ладно, пока. Я, может быть, приеду послезавтра.