Глубинка
Шрифт:
— Я ушла из дома, — просто ответила она на мои осторожные расспросы. — Мне надоело.
— Что надоело? — насколько я знал, Аня не была склонна к пустословию: раз она говорит, значит, действительно ушла. И откуда этот синяк? — Кто тебя так?
— А что, если скажу, пойдешь морду бить? — она с вызовом посмотрела на меня, но я выдержал взгляд. — Ну, Лопарев.
— Лопарев… — я почувствовал, как во мне поднимается клокочущая злоба. — Лопарев… снова Лопарев. Что ты ему сделала?
— Спать с ним отказалась. Надоел. Как нажрутся с Мишей, так он сразу ко мне, пока Миша в отключке, — от ее будничного
— Так ты…
Аня вскинула руки.
— Так, друг, давай только без этой твоей столичной утонченности и манерности. Лучше сразу определимся, чтобы потом не было вопросов друг к другу. Да, я давно уже не девочка и иногда сплю с мальчиками. Да, иногда я сплю с Лопаревым. Точнее, спала. В первый раз он меня особо не спрашивал, во второй тоже, а потом мне уже все равно было. До сегодняшнего дня. Сегодня они опять надрались, а вдогонку накурились, Сергей какую-то дрянь принес. Он снова полез ко мне, но я вырвалась. Тогда он избил меня. Я сбежала через окно, взяла мотоцикл и приехала сюда. Вот и вся история. Не надо на меня так смотреть. Если я тебе теперь неприятна, скажи, и я уеду.
Что я мой ей на это ответить? Ну да, я взрослый человек, и не должен придавать значение подобным вещам… Мы все взрослые люди. Но почему вдруг так погано стало на душе? Не из-за Ани ведь: вот она стоит прямо передо мной, такая же, как и всегда, и мое отношение к ней нисколько не изменилось… Но что же тогда не так?
— Ты всегда можешь остаться здесь… И не только здесь, а в любом месте, которое я могу считать своим домом, — только и смог ответить я.
— Спасибо.
— Ты позволишь, я отлучусь полчаса? Там просто баня стынет, я весь день ее топил…
— Конечно, иди, — Аня положила рюкзак на кресло. — Я пока переоденусь.
Наверное, даже если бы я узнал, что дом вот-вот взлетит на воздух, то испытал бы меньшее желание покинуть его, чем сейчас. Нужно было на время остаться одному, остаться наедине с самим собой, чтобы понять, почему от слов этой девочки мир вдруг покатился кубарем под откос.
Раскаленные камни с шипением приняли первую порцию кипятка. Я разделся, но в какую-то секунду решил не снимать плавки. Казалось, в тот момент я стыдился собственной половой принадлежности и стремился сделать все, чтобы ничто мне о ней не напоминало. Мне было стыдно за весь мужской род и за само разделение людей на мужчин и женщин, которое одним своим существованием порождает ненависть и насилие. Еще один повод для ненависти и насилия.
Никогда раньше близкие мне люди не сталкивались с этой дрянью, и я не мог даже представить, что буду чувствовать, если подобное вдруг произойдет. Что буду делать. А что делать? Отомстить, и тем самым умножить зло? Оставить, как есть, и всю жизнь чувствовать себя бессильным ничтожеством? Ну уж нет. Я выведу тебя на чистую воду, животное. Ты у меня сядешь, обязательно сядешь, и я приложу все силы, чтобы тебя закрыли на подольше.
Я лежал на полке минут десять, стараясь выпарить из тела все злые мысли и вновь обрести хоть какое-то подобие душевного покоя. Успокоиться, успокоиться. Как там говорил доктор? Излишние стрессы ведут к ранним проблемам с сердцем, к инфарктам и инсультам. Стрессов
Но, как часто бывает в жизни, мы не можем знать, сколько нам отведено времени. Потратив свои минуты на бессильное скрежетание челюстями, я не знал, что покой сегодня ко мне так и не придет. Просто не успеет. Моя импровизированная медитация оборвалась, даже толком не начавшись.
В предбаннике послышались негромкие шаги, затем со скрипом отворилась дверь, и вошла Аня. Обернутая в белую простыню, она села на край полка и закрыла глаза, подставляя лицо и тело набегающим от печки волнам тепла. Казалось, она уже забыла обо всем произошедшем, в том числе о нашем разговоре, и вообще не замечала моего здесь присутствия. Вряд ли так оно было на самом деле, но всем своим видом она показывала, что являет собой образец женщины, которую не так просто сломить.
А я смотрел на нее и тихо сходил с ума: как она была хороша в те минуты. Хороша и желанна. Все смешалось, все перепуталось. Обида, ревность, страх, стыд и вожделение образовали немыслимый коктейль, испить который — значило потерять рассудок. Я уже и не думал про Лопарева и месть ему. Я проклинал свое отшельничество и все его невольные последствия, проклинал себя за малодушие и Аню — за все те мучения, которыми она щедро меня одаривала в эту минуту. Я хотел обладать ею. Мой организм при виде полуобнаженной девушки просто-напросто взбунтовался и послал разум вместе с его доводами куда подальше. И чем, скажите, я лучше Лопарева?
А Ане, казалось, все было нипочем: она вытянула ноги — увидев ее белоснежные стройные икры, я не придумал ничего умнее, чем начать мысленно считать мертвых щенков — и, откинувшись назад, глубоко задышала полной грудью. Казалось, жаркий воздух должен был обжигать ее, но нет. Ничего более пошлого и сексуального я в жизни не видел: все, чего мне хотелось — это сорвать с нее эту чертову простыню и… Вот где-то в районе «и» космическим усилием воли я сумел себя притормозить. Просто заговорив с ней.
— Ты очень красивая.
Аня открыла глаза и недоуменно посмотрела в мою сторону, словно впервые увидев.
— Издеваешься?
— Совсем нет, — возмутился я. Вообще, пытаться отвлечься от девушки, делая этой самой девушке комплименты — не самая удачная идея. Но раз уж начал…
— Совсем да, — ответила она. — Я никакая. Так, фигура еще ничего, а все остальное — как принято говорить: «на троечку» или «с пивом потянет». Так вы говорите?
— Я так не говорю… — пробурчал я.
— Может, раньше говорил, не про меня, а про… — Аня оборвала сама себя на полуслове, а потом добавила. — Твоя жена красивая.
— Вера… — я специально назвал ее по имени, чтобы хоть как-нибудь сбросить напряжение, не прибегая к крайностям.
— Да. Я глядела фотографии у тебя в телефоне, пока ты спал. Вы хорошо смотритесь вместе.
— Да, Вера хорошая…
Аня в ответ только фыркнула.
— Хорошая… Странными словами ты называешь человека, которому клялся в верности. Я думала, любимые другими словами друг друга называют.
— Называют… — как ей так легко удается вгонять меня в конфузы? — Но зачем ты это говоришь?