Глубинный путь
Шрифт:
Когда мы очутились возле двенадцатого места — это была верхняя полка, — Черняк предложил отпереть чемоданчик и по вещам определить, кому он принадлежит. Но проводник на это не согласился. В таких случаях полагалось вызвать представителя железнодорожной милиции и в его присутствии составить официальный акт.
Тем временем я нагнулся и, заглянув под лавку, заметил там калоши. Осмотрев новую находку, мы пришли к выводу, что они могут принадлежать мальчику лет тринадцати-четырнадцати.
— Э-э, дело плохо, — горевал проводник. — Мальчик,
Пришлось взять чемоданчик и калоши и вместе с проводником идти к дежурному железнодорожной милиции. Там чемодан открыли, и выяснилось, что он действительно принадлежит Тарасу Чутю. В чемодане лежали его ученический билет и тетрадь с надписанной фамилией.
По нашей просьбе, на предыдущие станции были посланы телеграммы с запросом, не знают ли там о пассажире Тарасе Чуте, отставшем от поезда номер шесть на пути из Староднепровска.
— Ответа раньше чем через два-три часа не получим, — сказал дежурный милиции.
Оставаться на вокзале было не к чему. Мы сели в машину и поехали домой. Аркадий Михайлович упрекал себя в том, что, вызывая Тараса, не позаботился, чтобы мальчика сопровождал кто-нибудь из взрослых.
— Не волнуйтесь, — успокаивал его Черняк. — Завтра утренним поездом он будет здесь. Наверное, отстал, случается.
Машина остановилась на улице Красных Ботаников. Здесь должны были выйти профессор и Лида.
— Когда возвращается Станислав? — спросил я девушку.
— Станислав сегодня приехал. Я забыла сказать вам об этом. Зайдите. Брат будет рад вас видеть. Он еще не спит, в кабинете горит свет.
Странно, что Лида забыла рассказать о приезде брата. И говорила она каким-то безразличным тоном, даже не заботясь, чтобы ее слова звучали вежливо.
Все-таки я решил пойти с ней. Правду говоря, я по Станиславу соскучился.
Майор в самом деле встретил меня с радостью, хотя был уже первый час ночи. Он внимательно выслушал рассказ о Тарасе Чуте и поинтересовался, что нового в городе.
Я рассказал о заседании комитета, о выступлениях инженеров, об активности Черняка, о своих размышлениях по этому поводу.
Он так же внимательно слушал. Под конец я спросил, что случилось с Лидой, почему она грустна.
— Неприятности, — ответил, сразу нахмурившись, Станислав.
— Какие? Это не секрет?
— Нет. Она заболела.
— Что с ней? — воскликнул я.
— Диабет.
— Разве это так страшно?
— Форма довольно тяжелая. Надо соблюдать очень строгий режим. Барабаш давно уже подозревал. Как теперь выяснилось, он когда-то встретился с врачом, лечившим Лиду на курорте, и тот сказал, что, по его мнению, у Лиды диабет. Теперь вся надежда на эндокринологический институт.
— Грустная история…
Станислав помолчал.
— Не будем об этом говорить. Все равно помочь мы не можем… Лучше я теперь расскажу тебе кое-какие новости.
— Я слушаю.
— Сегодня на заседании правительства академик Саклатвала делал доклад о туннеле.
— Черняк об этом знает?
— Еще нет. Завтра узнает.
— Завтра будет в газетах?
— Нет. В газетах об этом объявят, когда начнет работать прессбюро комитета.
— Будет такое бюро?
— Признали целесообразным организовать. Все сообщения для прессы — только через него. И вообще, пока проект не будет закончен, писать нужно поменьше, потому что это еще экспериментальная работа. Ну, о прессбюро ты завтра будешь знать больше меня.
— Откуда?
— Заведующим рекомендован ты. Если ты согласишься, Саклатвала завтра подпишет приказ.
Я был до крайности удивлен.
— Почему меня? — стал я допытываться у Шелемехи.
— По моей рекомендации. Академик сразу же поддержал. Как журналист, ты достаточно популярен.
— Но я…
—…самая лучшая кандидатура, — оборвал меня Шелемеха. — Саклатвала так и сказал. Он ведь постоянный читатель твоих произведений.
Сказать правду, слышать о себе такие слова было весьма приятно, и я возражал очень невразумительно.
9. ПРОФЕССОРА ДОВГАЛЮКА ВЫЗЫВАЮТ
С тех пор как я возглавил вышеупомянутое прессбюро, прошло две недели. Новые обязанности пока отнимали очень мало времени. Я должен был раза два в месяц давать небольшие информации о работе комитета над проектом подземного пути. И, хотя прессбюро состояло из меня одного, я по-прежнему с увлечением работал в журнале.
В последнее время меня волновали две вещи. Первая — болезнь Лиды. Внешне болезнь как бы и не отразилась на девушке. Но исчезли ее энергия, оптимистическое настроение, я не слышал больше ее звонкого смеха. Теперь мне приходилось видеть Лиду часто, так как она работала в одной из проектных групп. Лаборатория металлов изыскивала новые металлические сплавы. Лида испытывала новый вид специального сплава, который должен был быть более крепким, чем сталь, и более легким, чем алюминий. После окончания этой работы она собиралась ехать в санаторий лечиться.
Часто заходивший ко мне Догадов рассказывал, что в последнее время о Лиде и Барабаше много говорят. Работая в эндокринологическом институте, доктор Барабаш уже давно занимался проблемой лечения диабета, а сейчас отдался этому целиком. В ближайшее время он должен был защищать диссертацию о лечении диабета. Мой коллега откуда-то узнал, что, еще будучи студентом медицинского института, Барабаш проявлял к этой болезни большой интерес. Догадов рассказывал также, что Барабаш влюблен в Лиду, а она относится к нему не слишком приветливо.