Глубины земли
Шрифт:
После чего зашел в другую комнату и захлопнул за собой дверь.
«Женщина, которая заботится, чтобы у меня было все, что мне необходимо…» Теперь Анне-Марии стало стыдно, это у нее были гадкие мысли, а не у него.
Фру Аксельсдаттер почтительно посмотрела на нее и улыбнулась.
— Думаю, барышня совсем замерзла. Присядьте сюда и подсушите одежду у очага, подождите минутку, и я принесу что-нибудь горячее.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась Анна-Мария.
— Рада, что у мастера гости! Он совсем себя не жалеет на этой
Анна-Мария могла лишь кивнуть, ведь она совершенно не знала Коля. Только по словам Нильссона: «Он хочет, чтобы у детей было то, чего никогда не было у него самого». Школа…
Мысли ее путались, взгляд стал отсутствующим. Эти слова много говорили о Коле.
Когда он вернулся, Анна-Мария уже сидела за столом, перед ней дымилась тарелка. Накидка висела и сохла у очага.
Теперь она смогла увидеть, насколько хорош собой был Коль — смуглый, с темными волосами и задумчивыми, пытливыми глазами. Он переоделся в простую, но красивую одежду и смыл с себя рудничную пыль. Но в кожу на руках она просто въелась, и с этим ничего нельзя было поделать.
— Хорошо, я пошла домой доить корову, — сказала его домоправительница. — Приду попозже убрать посуду после обеда.
Коль кивнул.
Они остались одни.
Возникла какая-то неловкость. Анна-Мария просто потеряла дар речи, он тоже ничего не говорил.
В конце-концов она заметила:
— Вы ничего не едите.
— Меня не учили, как вести себя за столом. Анна-Мария отложила ложку.
— Я думаю, что у вас чересчур много комплексов из-за того, что у вас якобы слишком простое воспитание! Мне тоже не особенно приятно сидеть и есть в одиночестве.
Он сжал губы, удрученно улыбнувшись, но взял ложку и начал есть — с преувеличенной осторожностью, так, чтобы это выглядело прилично. Анна-Мария поглядывала на него, поднимая глаза от своей тарелки, и ничего не могла поделать с тем, что глаза ее смеются. Он наклонил голову и полностью сосредоточился на своей тарелке.
Когда они почти закончили обед, он грубо спросил:
— Какого черта такая женщина, как вы, становится учительницей?
Она откинулась на спинку стула:
— Я знаю, что вы предпочли бы учителя-мужчину.
— Вы не ответили на мой вопрос. Анна-Мария призадумалась:
— Было много причин. Попытаться быть полезной… Суметь хоть немного помочь этим бедным людям.
— Но ведь до того, как приехать в Иттерхеден, вы совсем не знали его, так что это не мотив, — издевательски проговорил он.
— Нет, но я…
— Выкладывайте! Я по вашим глазам вижу, что было что-то еще. Я понял это еще в самом начале.
Она удивленно посмотрела на него. А потом опустила глаза:
— Может быть, я хотела искупить вину.
— Искупить вину? А в чем вы виноваты? Анна-Мария закрыла лицо руками.
— Пожалуйста, не спрашивайте меня! Мне слишком больно говорить
Она почувствовала, что ей на запястье легла сильная рука. Рука совсем не грубая, она словно бы подбадривала. «Рассказывай, — сказала она. — Иногда выговоришься — и станет легче».
Она спрятала руки.
— Я сделала что-то не так. И я не знаю, что.
Он ждал. Глаза его были, как горячие черные колодцы, она никогда не видела таких глаз. Кожа вокруг глаз тоже была темная, поэтому они казались еще глубже, брови и ресницы были черны, как уголь.
— Мой отец погиб в войну с Наполеоном. Скоро будет три года. И рассудок моей матери помутился. Она так и не оправилась от горя, она лишь глубже погружалась в тяжелую ненависть к тем, кто забрал его у нее. Я… мне пришлось заботиться о ней. Я думала, что я все делаю правильно, что я являюсь поддержкой для нее, я пыталась говорить верные слова…
Глаза ее наполнились слезами, она все время нетерпеливо смахивала их.
— И вот… внезапно, однажды утром, когда я отдернула занавески на окне в ее комнате… Она покончила с собой ночью. То есть мне не удалось ей помочь, понимаете? Я никогда, никогда не прощу себе того, что случилось!
Он протянул через стол руку и положил на ее руку, она не противилась, потому что знала уже, какой теплой и сильной была эта рука.
— Не только вас одну в мире посещают такие мысли, — произнес он своим хриплым голосом. — Все, у кого кто-то из близких покончил с собой, винят во всем себя. Можно ли было что-то сделать иначе? Эта мысль гложет их всех. Но, как правило, они не виноваты. А в вашем случае совсем нет вашей вины. Я, конечно, не знаю, ни о болезни вашей матери, ни о том, какая она была по характеру, но не думаю, что вы могли что-то сделать, чтобы предотвратить несчастье. Ведь вы делали все, что могли, правда?
— Я так считала. Стремилась, во всяком случае, сделать все, что могу.
Он помолчал мгновение, пристально изучая ее.
— Но как вы оказались в Иттерхедене?
Казалось, что говорить сейчас стало легче. И потому, что она смогла с кем-то поговорить о своих проблемах, и потому, что сейчас ей приходилось говорить о совсем других вещах.
— Меня рекомендовала кузина моей матери. Она подруга Керстин Брандт.
Коль не смог удержаться от невольной гримасы. Она лишь на долю секунды появилась на его лице, но Анна-Мария ее заметила.
— И вы согласились на эту работу? — спросил он. — Не поинтересовавшись, на что соглашаетесь? Она отвела глаза. Слегка улыбнулась.
— Знаете, я встретила Адриана Брандта впервые много лет назад. Я тогда была еще ребенком, но он стал для меня каким-то принцем, о котором можно было только мечтать. Я… хотела увидеть его снова.
— И… он по-прежнему был принцем? Эти слова прозвучали очень сухо. Анна-Мария ответила задумчиво.
— Было бы несправедливо думать, что живой человек действительно может соответствовать мечте.