Глубоко под кожей
Шрифт:
— Черт побери, Шантел, сколько все уже то продолжается?
— Он впервые позвонил около шести недель назад. — Шантел сидела на низкой софе цвета устрицы и грела в руках стакан минеральной воды. Как и Мэту, ей очень не нравилось ощущение беспомощности. Но еще больше ей не нравилось посвящать в свои проблемы других. — Послушай, Мэт, первые два звонка и перваяпара писем показались мне совершенно безобидными. — Она поставила стакан, и о его стенки звякнул лед. Потом снова взяла стакан в руки. — Когда твое лицо постоянно красуется во всех журналах и на экране, ты вызываешь
— Но он не перестал.
— Да. — Она посмотрела на свой стакан и вспомнила слова, которые были напечатаны на карточке. «Я всегда слежу за тобой. Всегда». — А сейчас стало еще хуже. Она пожала печами, пытаясь убедить себя и Мэта, что все не так уж плохо, как могло бы показаться. — Я поменяла номер телефона, и на какое-то время он замолчал.
— Надо было рассказать мне.
— Ты мой агент, а не мать.
— Я твой друг, — напомнил он.
— Я знаю. — Она пожала ему руку. — В том мире, в котором она вращалась, настоящая дружба встречается крайне редко. — Поэтому я и позвонила тебе только тогда, когда поняла, что скоро дойду до ручки. Я ведь вовсе не истеричка.
Он рассмеялся и отпустил ее руку, чтобы налить себе выпивки.
— Когда розы… в общем, я поняла, что с этим надо что-то делать, но не знала что.
— Надо было позвонить в полицию.
— Ни в коем случае!
Мэт попытался было возразить, но она подняла палец.
— Мэт, я полагаю, ты легко можешь догадаться, что за этим последовало бы. Мы звоним в полицию, и пресса тут же вцепляется в наше дело. Представляю себе заголовки в зетах: «Шантел О’Харли, преследуемая чокнутым поклонником, «Шепоток в телефоне», «Любовные письма отчаявшегося поклонника». — Она взъерошила волосы. — Мы можем смеяться над этим, даже использовать для рекламы, но очень скоро и другие неуравновешенные личности начнут присылать мне снов признания. Или собираться у моих ворот. А я не думаю, что сумею справиться со всеми.
— А вдруг он способен на насилие?
— Неужели ты полагаешь, что я не думала об этом? — Она вытащила из его кармана французскую сигарету и стала ждать, когда он щелкнет зажигалкой.
— Тебе нужна охрана.
— Я уже думала об этом. Она с жадностью затянулась. — Я согласилась бы нанять охрану, если бы не было съемок. Как только на площадке появятся охранники, люди начнут распускать слухи.
— С каких это пор тебя стали беспокоить
— Они меня совсем не беспокоят. — Ей удалось изобразить беззаботную улыбку. — За исключением тех случаев, когда дело касается меня лично. Одно дело мои… э… странные любовные истории и мой роскошный стиль жизни, и совсем другое — моя настоящая жизнь. Так что не надо никакой полиции. Мэт, по крайней мере, сейчас. Мне нужно что-то другое.
Он забрал у нее сигарету и в раздумье затянулся. Это он нашел для нее первую роль. Через него она получала все свои роли — от рекламы шампуней до героинь в полнометражных много бюджетных фильмах, и она очень редко, крайне редко обращалась к нему за помощью в своих личных
— Мне кажется, я придумал. Ты мне доверяешь?
— Разве я хоть раз заставила тебя усомниться в этом?
— Сиди здесь. Мне надо позвонить. Мэт вышел из комнаты, а Шантел откинулась на спинку софы и закрыла глаза. Может, она преувеличивает опасность. Может, она, как последняя дурочка, забивает себе голову‚ пустыми страхами, а на самом деле этот поклонник просто зашел слишком далеко в своем восхищении ею?
«Я слежу за тобой…»Слежу за тобой. Не в силах спокойно сидеть Шантел вскочила и стала ходить по комнате. Ей нравилось, когда за ней следили, вернее, за ее игрой на экране. Она могла позволить заснять себя, когда входила в клуб или выходила из него, когда посещала вечеринку или премьеру. Но эти слова… пугают ее, вынуждена была она признаться самой себе. Словно кто-то стоял за окном и подглядывал за ней. От этой мысли она нервно оглянулась через плечо. Конечно, там никого нет. Она была отгорожена от мира электронными воротами, стенами, охранниками. Но она не могла находиться взаперти двадцать четыре часа в сутки.
Шантел остановилась перед старинным зеркалом, висевшим над белым мраморным камином. В нем она увидела свое лицо, которое критики называли опустошающе, несравненно, даже безжалостно красивым. Ей просто крупно повезло, порой думала она, что получилось такое сочетание жемчужной кожи, нордических голубых глаз и острых скул. Она не сделала ничего, чтобы заслужить такое лицо с классическим овалом, полными сочными губами или такую гриву густых белокурых, как у ангела, волос. Это было дано ей от рождения. Но все остальное она создала сама. Тяжелым, упорным трудом.
Она играла с тех пор, как научилась ходить, бесконечно разъезжая со своими родителями, сестрами и братом по стране и выступая в клубах и маленьких театрах. Она выплатила все свои долги задолго до того, как в девятнадцать лет приехала в Голливуд, твердо решив стать звездой. За годы, прошедшие с того времени, она получала и теряла роли, рекламировала косметику и продала много литров духов, снимаясь в глупых рекламных роликах, которые их создатели никак не желали признавать эротическими. Когда она получила свою первую роль, то была готова, более чем готова, сыграть бездушную стерву, которая появлялась на экране всего на двадцать минут. Она увела эту роль у двух опытных актрис, а потом сыграла главную роль в другом фильме. Назад она не оглядывалась.
Эта первая роль сделала ее звездой, о чем она всегда мечтала. И косвенным образом чуть было не разрушила ее жизнь.
«Да, я сумела выжить», — напомнила себе Шантел, глядя на свое отражение в зеркале. Она не позволила тому, что произошло много лет назад, погубить ее. И она не позволит погубить ее тому, что происходит сейчас.
Шантел отвернулась от зеркала, когда Мэт вошел в комнату.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что он сейчас подойдет. Давай-ка я приготовлю тебе настоящую выпивку.