Глубже
Шрифт:
В лучах рассвета его лицо казалось таким бледным и жестким, словно было вырезано из куска белого мрамора. Стоя возле Ребекки на самом краю крыши Адмиралтейской арки, он в черном кожаном пальто до пят напоминал генерала-завоевателя. Обоих их, казалось, ничуть не пугала разверзшаяся под ногами пропасть.
— Есть те, кто будет противостоять нам и тем мерам, к которым мы собираемся прибегнуть, — произнес старик-стигиец, все еще рассматривая площадь. — Ты начала очищать Глубокие Пещеры от вероотступников, но этим все не заканчивается. Противодействующие группировки
— Согласна, — произнесла Ребекка так легко, словно принятое здесь и сейчас решение не касалось уничтожения нескольких тысяч человек.
Старый стигиец прикрыл глаза, но не потому, что ему мешал разгоравшийся верхоземский свет, а из-за неприятной мысли, вдруг пришедшей ему в голову.
— Этот мальчишка Берроузов…
Ребекка открыла рот, уже готовясь заговорить, но придержала язык, поскольку старый стигиец еще не закончил.
— …вы с сестрой отлично все провернули, чтобы выдернуть оттуда мадам Джером и нейтрализовать ее. Ваш отец тоже любил все доводить до конца. Вы обе унаследовали его чутье, — продолжил старик-стигиец так мягко, что его слова можно было принять даже за проявление привязанности.
Затем в его голос вернулись прежние жесткие нотки:
— Как бы то ни было, мы подпалили змее хвост, но не убили ее. Пока Уилл Берроуз обезврежен, но все еще есть шанс, что он превратится в ложного идола, номинального лидера наших врагов. Они могут попытаться использовать его для противостояния нам и тем мерам, которые мы собираемся предпринять. Нельзя позволить ему по-прежнему беспрепятственно бродить по Нижним Землям. Надо выкурить его оттуда и остановить. — Только закончив фразу, старый стигиец медленно повернул голову в сторону Ребекки, продолжавшей смотреть на происходящее внизу. — Еще есть вероятность, что мальчик сообразит, что происходит, и будет вставлять нам палки в колеса. Нет нужды говорить тебе, что этого надо избежать… любой ценой, — подчеркнул он.
— Мы с этим разберемся, — уверила его Ребекка с непоколебимой убежденностью.
— Обязательно разберитесь, — повторил старый стигиец и, разжав сведенные за спиной руки, взмахнул ими перед собой и хлопнул в ладоши.
Ребекка истолковала этот жест как сигнал.
— Да, — произнесла она. — Пора приступать к делу.
Длинное черное пальто девочки раскрыл порыв ветра, когда она полуобернулась к отряду стигийцев, тихо ожидавших ее слов позади.
— Покажите мне одного из них, — приказала она, отойдя от края крыши и победоносно прошествовав к темному ряду солдат.
Их было около пятидесяти, все выстроились в идеально прямую линию, от которой, разрушив строй, послушно отделился один стигиец. Он встал на колени, чтобы просунуть руку в перчатке под крышку одной из двух больших плетеных корзин, которые солдат, как и все остальные стигийцы на крыше, заранее поставил у своих ног. Из корзины
Ребекка наклонила голубя набок, чтобы осмотреть его лапки. Вокруг них что-то было закреплено, словно птица была окольцована, — однако то были не просто металлические полоски. Кольца, сделанные из сероватого материала, тускло заблестели, когда на них упал свет. В каждое из них были вставлены крошечные сферы, сконструированные так, чтобы распасться после нескольких часов пребывания в лучах ультрафиолета и сбросить свой груз. То есть солнце служило и таймером, и спусковым механизмом.
— Они готовы? — спросил старый стигиец, подойдя к Ребекке.
— Готовы, — подтвердил другой стигиец из дальнего конца строя.
— Отлично, — произнес старик-стигиец, продолжив неспешно идти вдоль строя солдат — они стояли плечом к плечу, все в одинаковых черных кожаных шинелях и в дыхательных аппаратах.
— Братья мои, — обратился к ним старый стигиец. — Хватит нам скрываться. Пора взять то, что принадлежит нам по праву. — Он замолчал на минуту, ожидая, пока солдаты до конца поймут его слова. — Сегодняшний день будут помнить как первый из дней новой, славной эпохи нашей истории. Этот день знаменует наше окончательное возвращение на поверхность.
Остановившись, он резко ударил кулаком по ладони.
— За последние сто лет мы не раз заставляли верхоземцев искупать свои грехи, выпуская вирусы того, что они прозвали «инфлюэнцей». Впервые это произошло летом 1918 года. — Он кисло усмехнулся. — Бедные дурачки назвали эту болезнь испанкой, и она отправляла их в могилу миллионами. Затем мы еще раз продемонстрировали им нашу мощь в 1957 и 1968 годах, применяя азиатскую и гонконгскую ее разновидности.
Стигиец еще сильнее хлопнул себя по ладони, и удар одной кожаной перчатки о другую эхом разнесся над крышей.
— Но те эпидемии покажутся обычной сезонной простудой по сравнению с тем, что их ждет. Души верхоземцев испорчены насквозь — нравственности у них не больше, чем у полоумных, — и из-за своей жадности, чревоугодия, они приводят в негодность наши земли обетованные.
— Их время подходит к концу, и Земля будет очищена от язычников! — взревел он, словно раненый медведь, переводя взгляд с одного конца строя на другой, прежде чем снова продолжить свой путь, клацая каблуками по свинцовой поверхности крыши.
— Сегодня мы испытываем ослабленную версию Доминиона — нашей святой чумы. И плоды наших трудов подтвердят, что он сможет распространиться по всему этому городу, по всей стране, а затем — и по всему миру. — Стигиец указал рукой на небо. — Как только наши птички взлетят, солнце проследит за тем, чтобы воздушные потоки передали погрязшей в пороках толпе наше послание — послание, которое гноем и кровью будет начертано на лике Земли.
Дойдя до последнего солдата в строю, он развернулся и пошел назад в тишине, пока не достиг середины строя.