Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка(Романы)

Бээкман Эмэ Артуровна

— Как мы любим стулья, как ненавидим их и как много приходится нам, в общем, стоять, — заметила женщина, не отводя взгляда от снующих людей.

— Что стало впоследствии с вашими родителями? — полюбопытствовал Оскар. Он подумал об отце андорки, который стоял перед звездой и играл на скрипке.

— Что может случиться с людьми в современном мире? — равнодушно ответила женщина. — Их либо убивают, потому что так написано у них на роду, либо они погибают каким-то другим образом, не закончив дистанции. В лучшем случае они умирают без посторонней помощи.

Разговор не клеился.

Оскар

чувствовал, что сегодня судьба отомстит ему. Сейчас, когда его любопытство достигло апогея, андорка будто нарочно замкнулась в себе.

Молчащая женщина парализовала Оскара. Из головы у него улетучились все мысли. Его внимание привлекала только андорка. У него было такое чувство, что он забыл все на свете, кроме собственного имени. От ужаса лоб его покрылся испариной. Он судорожно пытался вспомнить год своего рождения. Возможных вариантов было три, и Оскар не мог выбрать нужного. Почему-то ему казалось, что предполагаемые годы его рождения были все одинаково трудными, но почему — он не мог вспомнить. От панического страха руки его задрожали, он не знал, куда их деть, чтобы предательская дрожь не бросилась в глаза писательницы из Андорры.

— У вас дрожат руки, как у старого крупье, — сказала женщина, и звук ее голоса еле-еле донесся до Оскара.

Музыка оглушительно била в уши.

Внезапно Оскару стало спокойно и тепло. Женщина положила свою ладонь на его руки. Видимо, биотоки, исходившие от нее, благотворно подействовали на Оскара.

— Не пейте больше, — посоветовала она.

Оскар с трудом повернул голову от музыкального автомата и посмотрел андорке в глаза.

— Я вам дам таблетку; станет легче, — предложила женщина.

У самого рта Оскара, на протянутой ладони, появилась крошечная раскрытая коробочка с розовыми таблетками. Пытаясь ухватить таблетку, Оскар задел ногтями за крышку коробочки, и в наполненном голосами и музыкой помещении раздался какой-то странный металлический звук. Наконец, одна из розовых таблеток очутилась в руках у Оскара. На него напал страх — ведь это же таблетки профессионального самоубийцы! Его разум, который все еще был начеку, предостерегал: нельзя глотать, ни в коем случае нельзя глотать. Оскар поднес руку ко рту и стал катать таблетку по подбородку. Дрожащие пальцы, которым инстинкт самосохранения придал ловкость, спрятали ее за воротник. Таблетка скользнула за пазуху, и Оскару показалось, что она обожгла ему кожу. Он был уверен, что утром обнаружит на груди ожоги.

Улыбнувшись через силу, Оскар поблагодарил автора букваря из Андорры.

Женщина, загадочно усмехаясь, гладила вихор своего парика, точно это была собака.

— Теперь пойдемте наверх, я вам дам мой букварь с дарственной надписью, — нежно сказала женщина. — Уже поздно, пора идти.

Оскар, как лунатик, побрел следом за ней.

Как только они вышли из бара в прохладный вестибюль и Оскар увидел лестницу, он тут же понял, что ему надо делать. Не оглядываясь, он помчался в гардероб, схватил пальто и ринулся вверх по ступенькам. Входная дверь прыгала перед его глазами. Коснувшись рукой холодного стекла, Оскар на секунду остановился и перевел дух.

У двери, в углу, за большой агавой, стояла автор букваря из Андорры. Ее губы и веки

блестели, из ушей лились фосфоресцирующие слезы. Пораженный Оскар хотел было спросить, с каких пор у плачущих людей слезы текут через уши, но прежде чем он успел открыть рот, его снова обуял страх. Какая-то неведомая сила предостерегала его и требовала: иди.

Оскар успел на первый автобус. Он был единственным пассажиром. С деловым видом Оскар подошел к кассе и полез в карман пальто за мелочью. Пальцы коснулись чего-то мягкого.

Это просто ужасно! Автор букваря положила ему в карман свой парик. Оскар сунул дрожащую руку за пазуху и, нащупав старый потертый бумажник, немного успокоился. Затолкав бумажный рубль в кассу, он крутил никелированную ручку до тех пор, пока у него не оказалась целая лента билетов. Оскар дунул, и лента поднялась в его пальцах, подобно воздушному змею.

Так он и сел на место, держа в вытянутых руках бумажную ленту. В конце концов билеты пришлось повесить себе на шею — следовало освободить руки и проверить свои вещи.

Все было на месте: паспорт, удостоверение УУМ'а, профсоюзный билет и прочие документы. У Оскара отлегло от сердца. Он хотел уже убрать бумажник, как вдруг на глаза ему попалась какая-то записка.

Это оказался рецепт. Мать просила получить ей лекарство. Только не забудь, дважды повторила она. Оскар вздохнул, и розовая обжигающая таблетка, которую ему дала андорка, очутилась у него за поясом.

И тут ему вспомнилась Агне.

Он беспокойно заерзал и машинально сунул руку в карман пальто. Пальцы снова коснулись отвратительно мягкого и пушистого парика, по бокам которого торчали заячьи уши на проволочном каркасе.

9

екабрь в УУМ'е был одним из самых загруженных месяцев. Длинные темные вечера, дождь и пронизывающий ветер вынуждали людей сидеть дома. У многих находилось теперь время посылать в УУМ свои соображения относительно усовершенствования мира, а также высказывать различные мнения, которые в конечном счете тоже служили этой благородной цели.

Чем хуже становилась погода, тем напряженнее складывались дни у работников УУМ'а. Ээбен все чаще думал и говорил об установке лифта в весовой. Начальники отделов обменивались опытом чтения писем по диагонали. Рауль Рээзус понял всю серьезность положения и обещал поставить вопрос о создании еще одного отдела.

С утра до вечера работали при искусственном освещении. Шум дождя, который не могли заглушить плотные портьеры, нагонял сон. Людей угнетало отсутствие солнца, а обилие работы делало их немногословными.

На столе завхоза непрерывно трещал звонок. И завхоз только и делала, что ходила по кабинетам и разносила кофе и таблетки.

Однажды в УУМ'е произошла авария. Во всем здании погас свет. В помещениях воцарилась такая тьма, что хоть глаз выколи. Корпевшие в одиночку и от этого безучастные ко всему, служащие УУМ'а сразу заволновались. Всем не терпелось поскорее выйти из темных кабинетов. Ощупью, чиркая поминутно спичками, они стали пробираться по коридорам в каминную.