Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка(Романы)
Шрифт:
Сегодня Оскару не хотелось бы выслушивать поздравления и вместе с Агне и Керту торжественно пить утренний кофе. Он не испытывал к этому ни малейшего желания. Он просто не смог бы с улыбкой смотреть на жену и дочь и выражать свою переливающуюся через край благодарность.
Утро было чудесное. Свежее, солнечное, улицы еще пустынны. Какие-то птички Щебетали, и где-то вдали, точно скворец, свистел паровоз.
Оскар, боявшийся, как бы Агне не проснулась, вдруг успокоился. Он с удовольствием огляделся и глубоко вздохнул. Помимо его воли, настроение улучшилось. Он чувствовал себя моментами почти так же хорошо, как когда бывал
Оскар собирался на несколько дней съездить в соседний город. Он хотел уговорить Ирис поехать с ним. В конце концов могут же они урвать у этого бешено мчащегося времени хоть несколько дней и ночей для себя. Будь потом что будет. Оскару нужно было заручиться согласием Ирис, чтобы взять билеты на ночной поезд.
Полный надежд и ожиданий, Оскар летел, как на крыльях. Дверь за ним, когда он уходил, захлопнулась, в квартире стало тихо. Пусть спят. На самом деле или притворяясь — не все ли ему равно. Человек живет один раз, так пусть он будет как можно независимее от своего окружения.
Оскар шел размашистым упругим шагом. Он наслаждался своей бодростью и уверенностью. Последний срок по-настоящему сблизиться с Ирис. После этого она уже не уйдет от него. Катись тогда к черту эта выделенная УУМ'ом квартира вместе с пылесосом-собакой. В жизни все-таки гораздо важнее что-то иное. И это иное надо беречь. Оно важнее, чем собственное железное здоровье.
К чертям! Нельзя допустить, чтобы досада придавила тебя и превратила в моллюска.
Не так давно, в конце марта, Оскар, возвращаясь домой, решил сделать круг через парк. Снег почти сошел, на земле похрустывали лишь белые кристаллы. Как фирн в горах. На лесной полянке он увидел парней, играющих в футбол. Они стремительно носились взад-вперед, в пылу игры падали так, что снежные зерна сверкающим фонтаном рассыпались в воздухе. Парни вскакивали и снова неслись за мячом. Оскар тогда долго наблюдал за ними и завидовал, что они получают от игры столько удовольствия.
Сегодня утром и он бы погонял мяч вместе с ними.
Спортивный азарт так захватил в тот раз Оскара, что потом он бывал на стадионе, где проходили соревнования по легкой атлетике. Легкость и элегантность прыжков и бега когда-то очень привлекали его, теперь старое увлечение вновь вспыхнуло в нем. Правда, ненадолго. Странное дело, но на стадионе не было ни одного болельщика, трибуны стояли пустые. Даже более того, некоторые скамейки пришли в негодность и обвалились вместе с истлевшим полом. Оскар попробовал сесть, но не нашел места, где бы угрожающий треск не вынуждал его тут же вскочить. Как ни старался Оскар сосредоточить свое внимание на том, что происходит на поле, он не мог отделаться от неприятного чувства. Спортсмены удивленно косились в его сторону, кое-кто улыбался и махал руками, подзывая его к себе. Как будто он, зритель, был выступающим, потому что те, кто на самом деле выступал, смотрели на него.
Ирис однажды сказала, что для ресторана «Форум» заказали железные двери, так как
Уже четверть часа Оскар ходил по улице у ресторана «Форум» и носком туфли подкидывал в воздух камушек. Люди толпились у дверей ресторана, как у заводской проходной. Ирис как-то сказала, что в «Форуме» более пятисот работников. Она, якобы, знала только небольшую часть персонала. Ну и отлично, подумал Оскар, по крайней мере, никто не заподозрит, что он ждет именно Ирис.
А вот и она. Единственная. Неповторимая. Дьявольщина, и она всерьез восприняла предостережение, напечатанное в газетах, и она, как многие другие, стала в последнее время носить на лице прозрачную защитную маску из пластика, закрывающую лицо от скул до шеи. В газетах писали, что с наступлением весны с угрожающей быстротой стал распространяться вирус AZ2, который на долгое время поражает голосовые связки. Лекарств против этой эпидемии не было — рекомендовали защитные маски и лесной воздух.
Оскар пошел навстречу Ирис. Глаза ее казались необыкновенно теплыми и мягко блестели после сна.
— Видишь, — как бы оправдываясь, сказала Ирис из-под своей светло-зеленой маски. — Нас обязали их носить. Каждый день у дверей стоит контроль. Иной раз слежка начинается прямо с автобусной остановки.
Голос Ирис звучал глухо. Оскару приходилось напрягать слух.
— Уедем из этого города, где нас преследует и А, и Z, и 2,— сказал Оскар, держа Ирис за руку.
— Куда?
— Я возьму билеты на ночной поезд.
— Нарву букет незабудок и помчимся в темноту, — засмеялась Ирис, зубы ее за маской казались зелеными.
— Ты поедешь? — Оскар ждал подтверждения.
— Едва ли, — ответила Ирис и посмотрела Оскару прямо в глаза.
— На несколько дней тебя, может, и отпустят с работы. Инспектор здоровья наверняка найдет на твоей перфокарте что-нибудь такое, что позволит ему выписать бюллетень, — торопливо сказал Оскар, порываясь найти более простой выход в борьбе с мелкими бытовыми препятствиями.
— Нет, — улыбнулась Ирис, чувствуя неловкость, — ей было неприятно, что они разговаривают обиняком.
— Что тебе мешает? — громким шепотом спросил Оскар и весь напрягся.
Ирис взяла Оскара за руку и отвела его в сторону. Она остановилась у железной решетки, защищавшей ствол векового дерева.
— Я не знаю, с чего начать, чтобы все объяснить тебе, — пробормотала Ирис. — Возможно, я не справедлива, но мне кажется, что мы живем в разных плоскостях. Я боюсь, что ты меня не понимаешь.
Это звучало оскорбительно. Оскар хотел было сыронизировать по поводу плохой деятельности своего мозга, однако промолчал.
— Кто знает, может быть, дело во мне. Вдруг моя психика сошла с нормального пути. Я ничего не могу с собой поделать, но меня преследуют какие-то навязчивые представления, которые удерживают меня от подобных шагов. Хотя в тебе и в твоем предложении есть что-то заманчивое.
— Что-то заманчивое, — убитым голосом повторил Оскар. Он хотел крикнуть: я люблю тебя, и в подтверждение своих слов встряхнуть Ирис, чтобы она пробудилась и поняла наконец то большое и неповторимое, чем были наполнены слова Оскара.