«Глухой» фармацевт
Шрифт:
— И еще, — строго сказал Горожанин, — О кладе никому ни слова. Операция не окончена.
— Ясно, — сказал Матвей. Остальные понимающе закивали. На другое утро, завтракая в столовой ЧК, комсомольцы друг с другом не разговаривали, боясь что с языка сорвется неосторожное слово.
Потом они снова все собрались в ювелирный магазин, но пришел Горожанин и сказал, что пока они пойдут без Трояна.
Отведя Сашу в сторону, Горожанин стал тихо его инструктировать.
— Человек, с которым «глухой» фармацевт встречался за Бугом, ночевал в доме на девятой Слободской. В шесть утра он вышел
— А если я раньше освобожусь, можно будет мне прийти сюда? — спросил Сашка.
— Вряд ли вы успеете, — не сдержал улыбки Горожанин. — Вытащим из катакомбы оставшиеся кастрюли и несколько дней интересоваться там ничем не будем. Во вторую катакомбу тоже пока не пойдем. Впрочем, там видно будет.
Когда Троян ушел, Горожанин велел Анне Ивановне торговлю пока не начинать, и все они стали пробираться в подвал.
Второй спуск в катакомбу, казавшийся легкой прогулкой, на самом деле измотал ребят.
Вторую кастрюлю довольно быстро притащили к колодцу и подняли ее наверх. Когда укладывали в мешок последнюю, впереди от света фонаря что-то тускло блеснуло. Оставив мешок, ребята прошли немного, и метров через пятьдесят катакомба расширилась, они наткнулись на тупик, наполовину заложенный штабелем бутылок. Матвей посветил. Это были старинные пузатые бутылки с наклейками, разрисованные от руки русской вязью и латынью с названием вин и указанием года.
— Надо взять, — сказал Матвей. — На бутылках указан год, когда сделано вино.
Захватив несколько бутылок и уложив их в другой мешок, Матвей взвалил его себе на плечи. Тяжелую кастрюлю пришлось тащить одному Косте.
Выбравшись из колодца, Матвей и Костя совершенно выбились из сил. Горожанин велел им немного передохнуть, а Валя принялась стряхивать с них пыль и глину. Валерий Михайлович осмотрел этикетки и установил, что ни одной бутылки, датированной позже XVIII века, не оказалось. На этикетках значилось: 1687 год, 1707 год, 1716 год. Кстати, никакого вина в бутылках не было. Лишь на донышке виднелся сгусток коричневой мастики.
Костя, по указанию Горожанина, с трудом снял крышки с обеих кастрюль. В них были золотые монеты старой чеканки: двойные червонцы Петра І, чеканка 1714 года, червонцы 1716 года с латинской подписью, червонцы 1729 года Петра I, золотые двухрублевки Екатерины I, империалы Елизаветы, венгерские дукаты, английские фунты, гульдены, франки...
— Вот видите. — сказал Горожанин. — Кладу около двухсот лет. Судя по всему, спрятано это, когда строилось Адмиралтейство, в конце восемнадцатого века. Никакого отношения к Цукерману оно не имеет. — Давайте все это закроем, положим в мешки, а Валя пойдет к коменданту и передаст, чтобы к магазину сейчас же пригнали повозку. Мы попросим Анну Ивановну, чтобы она помогла вам, товарищ Решетняк, вынести из магазина.
Когда Валя ушла, Матвей спросил:
— Валерий Михайлович, можно мы немного отдохнем и займемся второй катакомбой?
— Нет, сейчас есть дела поважнее, — ответил Горожанин. — Катакомба от нас не убежит, Переждем день-два, а пока оставим в магазине охрану. Все зависит, какие результаты будут сегодня у Трояна. Он выясняет связи «глухого» фармацевта. Вам надо умыться, поспать. Вечером, возможно, вы будете нужны.
Горожанин ушел. Матвей и Костя перетащили кастрюли с золотом в магазин и спрятали их под прилавок. Туда же перетащили мешок с бутылками от старого вина, и стали ждать повозки.
Троян вернулся после обеда и доложил Горожанину, что на девятой Слободской, в доме, где ночевал Угрюмый, проживает некая Пашкова Любовь Александровна. Примерно лет двадцати пяти, высокая, с серыми глазами. Поселилась она там еще при белых, в начале декабря прошлого года, приехала из Елизаветграда. Снимает маленькую комнатку у старушки-хозяйки. Безработная. Перебивается случайными заработками. Умеет шить. Нигде не бывает. Изредка ее навещают приезжие земляки. Раза два приходила родственница, пожилая женщина. Говорит соседям, что если в ближайшее время не найдет работы — уедет обратно в Елизаветград, хотя и там полно безработных. Пашкова, по словам соседей, женщина скромная, богобоязненная, одевается как монахиня. По данным наблюдения, сегодня днем она выглянула за ворота, постояла минут пять, вернулась и больше не выходила.
Угрюмый на хуторе Водопой в час дня вышел из дома вместе с хозяином дома, лабазником. Потом хозяин вернулся и стал заниматься уборкой двора. Угрюмый направился пешком к городской больнице, а затем сел в трамвай и поехал к Варваровскому мосту. Наблюдение за ним и Пашковой продолжается. «Глухой» фармацевт сегодня из своей квартиры не выходил.
— Отлично. Все идет нормально, — сказал Горожанин. — Вы, товарищ Троян, всю ночь не спали, поешьте и отдыхайте.
— Валерий Михайлович, я уже обедал. Разрешите пойти к ребятам. Спать сейчас неохота.
— Бойченко и Решетняк уже отсыпаются. И Валю мы сегодня отпустили домой. Придется спать и вам. Учтите, утром у вас уйма работы по связям «глухого» фармацевта.
Вечером к Горожанину привели на допрос Дахно. Как и прежде, он испуганно оглядывался по сторонам, теребил в руках мятую шляпу.
— Садитесь, Дахно, — предложил Горожанин. — Кого вы здесь ищете? Чего это вы все оглядываетесь?
— Я думал, гражданин начальник, здесь уже трибунал, — ответил Дахно, присаживаясь на краешек стула.
— С трибуналом рановато, кое-что надо еще уточнить. Скажите, Дахно, вы все сказали?
— Все, гражданин начальник. Вот Христом богом клянусь, как на исповеди всю душу выложил. Ничего не утаил.
— Постойте, — остановил Горожанин. — Я буду вам задавать вопросы, а вы постарайтесь все вспомнить. Все до мелочи. Прошлый раз вы давали показания, что по рекомендации контрразведки Слащева первой пришла к вам на базу оптовой торговли аптекарскими товарами Благоволина, а через некоторое время появился этот «глухой» Красков. Он вам говорил, что знаком с Благоволиной?