Гляди в оба
Шрифт:
Я нарочно громко хлопнула дверью автомобиля, чтобы привести Константина в чувство.
— Что? Едем? — очнулся он. — Куда?
— К «Колибри».
— Кто там? Что ты разузнала?
— Там — никого, — сказала я Константину, стараясь сдерживать по мере сил нахлынувшее раздражение. — Поехали!
Моя родненькая «девятка» по-прежнему стояла на площадке возле «Колибри» и казалась в темноте очень одинокой, почти что предметом одушевленным. Все понимает, только ничего не говорит и даже не осуждает.
— Все! — Я вышла из «БМВ» с мягкими, даже чересчур мягкими сиденьями. — Дальше я одна. Пока.
— Ты чего?
— Иди выспись, — ответила я спокойно — Мне нужно закончить дело.
Не оглядываясь, я быстро пошла к своей машине. Да и когда поехала по дороге, тоже не стала оборачиваться, хотя видела, что Константин едет следом. Нужно постараться оторваться. Я резко вывернула на узкую, полутемную тарасовскую улочку. Уж сколько раз они меня спасали, эти вызубренные наизусть дворы и улицы моего провинциального Тарасова! И не сосчитать, пожалуй.
Я хорошо знала, что больше никогда не захочу встретиться с моим блондином. Почему? Да откуда я знаю? Может, история Муси подкосила веру в Прекрасных Принцев? Да нет, не это. Как настоящий мужчина может заснуть, когда женщина находится в опасности?.. И вообще, будь я тарасовским губернатором, я бы специальным указом запретила показ идиотских сериалов, мать твою… Заменила бы их специальными выпусками программ «Помоги себе сама» или чем-нибудь в этом роде.
Не соблюдая больше никаких условностей, я нажала кнопку звонка квартиры Пташкиных.
— Кто там? — привычно проскрипела за дверью Поля.
— Я принесла украденные вещи. Нашла, — сказала я, обращаясь к двери.
— Батюшки, хорошо-то как! — обрадовалась Поля. По шагам я догадалась, что она пошла за Александром Петровичем, который вот уже собственной персоной стоял передо мной на пороге. Он сильно осунулся, изменился за один только день. Это был уже не тот человек, с которым мы вчера сцепились в схватке. Совсем-совсем другой.
— Что, принесли все-таки? — спросил Александр Петрович без особого выражения. — Ну и где они были?
— Принесла. Может, вы меня впустите? — И я сама шагнула за порог.
— Ну, где? — протянул руку Александр Петрович.
— У вас дома. Я так думаю — в комнате жены. Я пришла, чтобы проверить свою версию.
— Как это? — не понял Пташкин. — Что за бред? Они всегда хранились у меня, в смысле — у нас…
— Мне и самой не терпится проверить. Пойдемте посмотрим.
С бьющимся сердцем зашла я в мрачную комнату с черными зеркалами. Когда включили свет, стало все же не так жутко. А вдруг я что-то не поняла? Не объясняя ни слова, принялась я обыскивать Мусины баулы и достаточно быстро на дне одного из чемоданов нашла пакет, в который были аккуратно завернуты все пропавшие драгоценности: перстень с аметистом, кулончик, еще какое-то кольцо. А вот и фамильные сережки. Ух ты, как красиво! В «Жемчужине сердца» и близко ничего такого нет. Никакого сравнения с блестящими штуками, какими Александр Петрович обвешивал свою супругу. Так, получается, не настолько она была сумасшедшей, если не забыла прихватить в дорогу главную ценность? Свою собственную, между прочим, своей фамилии, не пташкинской. Может, и правда, насмотревшись на то, что творится в доме, доверчиво надеялась начать новую жизнь с наглым Шуриком.
— Так, значит, все это время они были дома? — удивленно спросил Александр Петрович. — Никуда не
— Могли бы пропасть. Сегодня ночью. Вместе с этими чемоданами.
— Выходит, Сергей ничего не брал? — сделал вывод отец. — Слава тебе господи…
Александр Петрович с видимым облегчением перевел дух. А я подумала, что не так-то мало сегодня сделано. Пусть у родных останется теперь добрая память о беспутном Птахе и они снимут с него мысленные обвинения. Жалко, что мы не встретились при жизни, зато хоть после смерти Птах не должен пожалеть о нашем знакомстве.
— Вы сейчас же должны распорядиться, чтобы выпустили Лену.
— Какую Лену? — спросил Пташкин рассеянно.
— Ту самую, из Заводского района, у которой вы клипсы из ушей выдирали. Хотя этих ваших так называемых драгоценностей, которые вы обозначили мне кругленькими суммами, на каждом углу можно купить, и гораздо дешевле.
— Ты знаешь, она и правда ведьма, — кивнул на меня Пташкин-старший своей Полине.
— …А вот эта вещичка действительно, наверное, стоит столько, что на нее можно ювелирный магазин купить. И скоро мы узнаем, кто это мог бы сделать…
— Кто?
— Сейчас познакомимся. Мне еще больше вашего интересно, — призналась я честно.
Слава богу, ждать пришлось недолго. Минут через двадцать под балконом послышалось какое-то шуршание. Подойдя на цыпочках к окну, я призывно распахнула балконную дверь. Несколько минут — и новоявленный Ромео стоял передо мной в комнате. Я быстро закрыла балконную дверь и включила свет.
Незнакомец растерянно поморгал, привыкая некоторое время к яркому свету, увидел наши лица, хотел повернуть назад, но дорогу ему преградил Александр Петрович. Поняв, что путь к отходу закрыт, Шурик-Алекс встал перед собравшимися в виноватой, но все равно картинной позе.
— По-моему, я не туда попал. Извините, — сказал он, оглядываясь.
Ну, артист! Это называется — органическое поведение в предлагаемых обстоятельствах.
— Нет, почему же, туда! — я показала на чемоданы. — Вещи собраны. Вас тут все ждут.
— Нет, точно не туда, — сказал Шурик. — Определенно.
— Ух, ворюга! — замахнулась было на него Поля крепкой рукой. — Нашел момент, когда ни до кого…
— Да нет, я и правда не сюда попал. У меня девушка живет в этом доме. Я однажды к ней залезал, а сейчас — обсчитался, — принялся вдохновенно врать Алекс. — Вы уж извините, всякое бывает.
Я рассматривала нахала с нескрываемым любопытством. Как говорится, малый был уже не первой молодости, но с остатками былой красоты на лице. Высокий лоб, правильные черты лица, длинные волосы с проседью. Недаром Муся собралась с ним в тридесятое царство. Только потасканный несколько. Я победно посмотрела на Александра Петровича. А потом на Полину, которая стояла посреди комнаты, уперев руки в толстые бока. Неужто сейчас придется рассказывать ему всю эту историю про безумные планы женщины, которая только что потеряла сына и теперь наверняка прокляла себя сама? Ведь и Александр Петрович тоже смерть сына еще не успел пережить, а тут — новая напасть, сплошные предательства. Правильно он сказал тогда про себя: какая-то черная полоса несчастий, которую он никак не перешагнет. Стоит ли сейчас публичным разоблачением еще больше эту полосу расширять? Может, лучше поговорить потом, когда девятый вал прокатит стороной?