Глядя в будущее. Автобиография
Шрифт:
Когда мы вошли в приемную и сели, я знал только, что Робин водили на консультацию, потому что она с некоторых пор стала апатичной. Но я понял, случилось что-то серьезное, прежде чем доктор Уайвелл произнесла первое слово. Она была человеком большого самообладания, и одного ее присутствия было достаточно, чтобы успокоить заболевшего ребенка. Но в тот день в ее глазах стояли слезы, и она с большим трудом подбирала слова.
Были сделаны некоторые анализы, чтобы разобраться, что случилось с Робин, сказала наконец врач. Результаты получены. Робин очень серьезно больна. У нее лейкемия.
В
Доктор Уайвелл любила Робин. И она не хотела видеть нас слишком расстроенными.
Когда мы вернулись домой от врача, я позвонил моему дяде Джону Уокеру в Нью-Йорк. Он был президентом "Мемориал госпитал" и специалистом по раку. Когда я сообщил ему новость относительно Робин, он настоятельно посоветовал нам привезти ее в Нью-Йорк, где тогда начинались исследования по лейкемии. Они велись в "Мемориал госпитал" Фондом Слоан — Кеттеринг. Может быть, ничего уже сделать нельзя, сказал он нам, но мы никогда не простили бы себе, если бы не попытались. "Даже если есть один шанс из ста миллионов, — сказал Джон, — вы обязаны его использовать ради жизни".
Мы вылетели в Нью-Йорк, проверили Робин в "Мемориал госпитал" и приготовились к долгим дежурствам. Лечение началось. В течение следующих шести месяцев были периоды ослабления болезни, когда Робин казалась почти здоровой маленькой девочкой, какой мы ее всегда знали. Я помню, как однажды шел с ней по улице, она держала меня за руку и смеялась. Благодаря переливаниям крови она была особенно красива и полна жизни в тот день. Я встретил знакомого, мы кратко поговорили, и, когда мы собрались двинуться дальше, он спросил: "Джордж, а как поживает ваш другой ребенок, ну, тот, что болен лейкемией?" Он и не подозревал, что говорит об оживленной маленькой девочке, стоящей рядом со мной.
Но, несмотря на эти периоды облегчения, врачи постоянно говорили, что нам не следует питать особых надежд. Их прогноз был тот же, какой сделала Дороти Уайвелл. У Робин было самое высокое содержание белых кровяных телец — лейкоцитов, какое когда-либо встречалось у пациентов. Врачи делали все от них зависящее, но медицинская наука не знала ничего, что могло бы помочь.
Весна сменилась летом, лето — осенью. Барбара оставалась у постели больной, я сновал между Мидлендом и Нью-Йорком.
Молитва всегда была важной частью нашей жизни, но никогда столь важной, как в эти шесть месяцев. Барбара и я поддерживали друг друга; но в конечном счете именно вера действительно поддерживала нас, когда постепенно, но верно Робин ускользала от нас. Ей было три года и девять месяцев, когда она умерла. До сего дня, как и каждый родитель, который когда-либо потерял ребенка, мы спрашиваем: почему? Но мы всегда знали: какова бы ни была причина, она — в любящих руках Бога.
"В
Буши переехали в Хьюстон после того, как "Запата" разделилась, причем Хью и Билл Лидтке сосредоточились на бурении и продаже, а мой интерес в предприятии привлекли морские нефтепромыслы и контрактации. Психолог мог бы проследить этот интерес до дней моей юности и заключить, что это имеет нечто общее с моей первой любовью — морем. Управлять компанией морских нефтепромыслов означало проводить дни на воде или над водой, причем не только Мексиканского залива, но и в океанах и морях всего мира, повсюду, где была сама нефть или перспективы на нее.
Весь раздел предприятия проходил очень дружественно, за завтраком. Как вспоминает это событие Джим Ричи, друг из Мидленда, братья Лидтке сказали: "Отлично, вы возьмете это, мы возьмем то", а я ответил: "Прекрасно, вы получаете это, мы получим то". Мы начали как друзья и расстались друзьями, приобретя очень многое, а не только богатство.
Начало было положено нашей покупкой 8100 акров в месторождении "Уэст-Джемисон-филд" в графстве Кок. К концу 1954 года у нас была пробурена 71 скважина, и они давали около 1250 баррелей в день.
Хью Лидтке вспоминает, что, прежде чем окончилась эта часть нашей игры, собственность фирмы достигла 127 пробуренных продуктивных скважин, без единой сухой. Посторонние люди могли видеть в этом лишь невероятное везение, словно выбрасывание шестерок при игре в кости. На деле в этом было больше элементарной геологии, чем удачи.
Наши 127 скважин были пробурены фактически в матраце из песка. Мы знали, прежде чем заключить эту сделку, что в данном районе есть нефть. Это была операция "ферма вон" в партнерстве с компанией "Перкинс-Протро", главной компанией в Уичито-Фолс. Существовал риск, но это был не безумный риск по принципу — все или ничего. Раз геологи и инженеры решали, где нам следует бурить, единственным вопросом было, насколько хорошей получится эта скважина.
Скважины "Уэст-Джемисон-филд" были в конечном счете не самыми щедрыми в мире. Но они были хорошими скважинами, и, по мере того как мы продолжали бурение, наши доходы росли. Теперь мы имели достаточно средств, чтобы вкладывать их в другие продуктивные предприятия Западного Техаса, а также обращать взгляд в сторону моря, то есть к тому, что, как я считал, составляло будущее отечественной добычи нефти, — к морским нефтепромыслам.
новая бурильная платформа