Глядящие из темноты
Шрифт:
— Чудеса, — твердо ответил священник, — уже были явлены. Вам мало?
— О, — Ансард похлопал коня меж ушей, успокаивая его, — то были чудеса для простецов. А мне нужно еще одно чудо — лично для меня, понимаете?
— Вы многого просите.
— О нет… Только то, что мне положено… Ведь я — орудие в руке Солера, так же как Солер — орудие в Руках Двоих. Так что постарайтесь, уж будьте любезны…
Он решительным шагом направился к лагерю, оставив за спиной реку, воды которой клубились, казалось, корча исподтишка ехидные рожи. Войско было разномастным; лишь там, где стояла его личная дружина, был хоть какой-то
— Чья это лошадь? — он остановился у коновязи, подзывая караульного.
— Его, ваше сиятельство, — караульный указал на дюжего мужика у костра.
— Непонятно, откуда у такого скота такое благородное животное, — Ансард потрепал лошадь по холке, потом обернулся к хозяину: — Эй ты, иди сюда!
Тот вразвалку двинулся к ним.
— Почему лошадь не чищена? Почему хвост в грязи? — Ансард раздраженно ткнул пальцем в спутанные пряди. — Я же распорядился, чтобы подвязывали лошадям хвосты. Ты разве не слышал?
— Сейчас я ее вымою, сударь, — равнодушно ответил детина.
— Немедленно, — Ансард отряхнул руки от конской шерсти и грязи. — Эй, погоди, а это что?
—Где?
— Что в кормушке?
— Сено, сударь, — мужик смерил Ансарда наглым взглядом.
— Где ты его раздобыл?
— Ну, на постое повезло… — Он ухмыльнулся.
— Я же велел не брать ничего, кроме травы и воды, — спокойно сказал Ансард, — пока не пересечем границу Солера…
— Так это и есть трава, — мужик снисходительно поглядел на глупого лорда.
— Об этом судить не мне, — так же спокойно сказал Ансард, — а Двоим. Они следят за исполнением клятвы.
Его собеседник побледнел так, что глаза на белом лице стали черными.
— Государь…
Меч тускло блеснул в вечернем свете. Ансард поглядел на дымящееся лезвие, выдернул из кормушки клок сена и отер клинок. Потом повернулся к караульному.
— Уберите эту падаль, — сказал он, брезгливо пнув труп носком сапога. — И найдите кого-то, чтобы позаботиться о лошади.
— Да, государь, — тихо сказал караульный.
— И помилуй нас Двое. — Ансард отвернулся.
На лагерь опустились сумерки, и огни у палаток и в палатках мерцали все сильнее, отчего суровое полотно просвечивало, напоминая издали горстку в беспорядке расставленных бумажных фонариков. Ансард поморщился — не таким должен быть доблестный воинский поход; войско не должно вязнуть в грязи, в стане должно царить суровое молчание, а не этот истеричный хохот, женское повизгивание и возбужденные перебранки, доносящиеся отовсюду, а из котлов на поляне не должно нести тухлой кониной… Что-то было не так, и он никак не мог понять что.
— Мне нужно знамение, — пробормотал он, поднимая лицо к тяжелым струям, хлещущим, точно небесные плети, — определенное знамение. Иначе…
И вдруг вздрогнул, уставившись в темноту: палатка, где стоял походный алтарь, вдруг вспыхнула изнутри чистейшим белым огнем, но огнем милосердным, поскольку полотняные стены не почернели и не
— Да, — сказал Ансард в полный голос, — да…
И решительным шагом направился к своей палатке.
— …Зачем вы меня поднимаете, государь, — пробормотал маленький примас, протирая глаза кулаком, — я молился всю прошлую ночь… на коленях, во власянице…
— Поднимаю, поскольку у меня есть нужда в вас, — Ансард был непреклонен. — Пойдемте, святой отец. Я хочу вам кое-что показать.
— Что?
— Сам не знаю. Я видел странный сон… Или не сон…
— Вам был знак?
— Голос. Голос позвал меня к реке… Сегодня исчерпается до дна время нашего ожидания.
Он решительным шагом двинулся к реке, разбрызгивая жидкую грязь и увлекая священника за собой.
Туман клубился над водой — тяжелый и непроницаемый. Потом он поднимется выше и уйдет, растворится в сером небе, сольется с серыми облаками, но пока противоположного берега не было видно. Не было видно и палаток на лугу — туман съел их, оставив лишь тусклые багровые пятна там, где горели костры часовых. Они остановились над обрывом. Река внизу тоже клубилась и бурлила, точно состояла не из воды, а из uiro же тумана, только жидкого.
— Чего мы ждем? — недоверчиво спросил священник.
— Вашего знамения, — ответил Ансард, — чуда. Ибо вы были правы — я избран Небом. И оно послало мне знак. Погодите. Он обернулся туда, где чуть ниже по течению лес подходил к самому берегу: черные сосны плавали в тумане, точно призраки павших воинов, ели склонялись над водой, точно приспущенные знамена. Потом туман дрогнул и поднялся вверх, открыв подмытый песчаный порег.
— Вот, — сказал Ансард.
Кто-то двигался в тумане, выбираясь из леса, — светлое пятно на темном фоне.
— Воистину чудо, — пробормотал священник. Огромный олень с широко раскинутыми рогами вышел на обрыв и затрубил, закинув гордую голову. Он был невероятной, неестественной величины и того же невероятного, неестественного бело-золотого оттенка. В редеющем тумане шкура его сияла, точно пятно сторожевого костра в ночи.
— Это… — Священник, сам того не замечая, схватил Ансарда за руку.
— Погодите, — повторил тот.
Олень постоял еще миг, потом спрыгнул с обрыва, так легко и плавно, что казалось, его поддерживает невидимые крылья, — и оказался в реке. Он грациозно ступил в воду, но не откинул голову на спину, как обычно делают его собратья, переправляясь вплавь, Он неторопливо шел, подняв ноздри над водой. Лишь один раз он сделал несколько плавных, гребущих движений и вновь пошел. Оказавшись на другом берегу, он выбрался из воды, на миг застыл в неподвижности, потом отряхнулся — брызги, разлетаясь от шкуры, сверкали, точно отражали невидимое солнце, — и в два прыжка пропал в сгустившемся тумане.