Гнев ангелов
Шрифт:
— Как думаешь, что тут произошло?
Веттерс опустился в кресло и, нагнувшись, поднял сломанные подлокотники. Потом обследовал наручники с ключами в замочках.
— По-моему, кто-то мог быть прикован наручниками к этому креслу, — сказал он.
— И освободился после крушения?
— Или до него. Может, он сам и спровоцировал крушение.
Когда охотники выбрались из самолета, в пруду отражалась лишь чернота леса. Лучи фонариков проглотила кромешная лесная тьма. Друзьям удалось заснуть, но сон был прерывистым и тревожным. В очередной раз вынырнув из дремотного состояния, Харлан увидел, что Пол, по-стариковски ссутулившись, стоит над тлеющими угольками костра с винтовкой в руке и напряженно вглядывается в окружающий мрак.
— Что там такое? — спросил Харлан.
— Мне
Веттерс прислушался. Тишина стояла мертвая, и все-таки он тоже взялся за винтовку.
— Я ничего не слышу.
— Да говорю же тебе, там кто-то есть.
И в тот же миг Харлан ощутил, что все волосы на теле встали дыбом. Он вскочил на ноги с проворством юноши, тоже почувствовав чье-то присутствие. Полу ничего не показалось: кто-то действительно следил за ними из-за деревьев. Он понял это с такой же ясностью, с какой знал, что его сердце еще колотится, а кровь струится по жилам.
— Господи Иисусе, — прошептал Харлан.
Его охватило осознание полнейшей уязвимости, и вместе с ним пришло черное отчаяние. Дыхание сперло. Харлан почувствовал жуткий голод неведомого соглядатая. Если там и затаилось животное, то такое, с каким он никогда не сталкивался.
— Ты видишь, кто там? — спросил Пол.
— Нет, не вижу, но чувствую, что там кто-то есть.
Так они и стояли, Харлан и Пол, два испуганных старика с винтовками, вглядываясь в скрытое мраком, неумолимое и незримое существо. Потом оба почувствовали его исчезновение, однако теперь уже друзья решили, что до рассвета будут по очереди нести дежурство. Первым выпало спать Полу, а Харлан остался нести вахту, но он даже не представлял, насколько устал. Глаза сами собой закрылись, плечи поникли. Перед внезапным пробуждением ему привиделся странный сон. В том кратком сне из леса выбежала девочка. Лицо ее виделось расплывчато. Она приблизилась к костру и сквозь дым и голубоватые язычки пламени настороженно разглядывала двух спящих стариков. Потом, осмелев, подошла к ним настолько, что коснулась рукой лица Веттерса. Он даже рассмотрел, что некоторые ногти у нее сломаны, а под остальные забилась грязь. Вдобавок от нее пахло какой-то гнилью.
После этого Харлан уже не спал. Он поднялся на ноги, надеясь прогнать сонное наваждение.
Сонное наваждение вместе с той девочкой.
Ведь после пробуждения гнилостный запашок никуда не пропал.
Сон обернулся реальностью.
Однако деньги они забрали. В конце концов друзья пришли к согласию в этом вопросе. Взяв те доллары, они постарались облегчить себе жизнь. Когда от рака начали сходить с ума клетки Пола, точно разум обманутого Отелло, превращаясь из белых в черные, Сколлей осторожно испробовал ряд лечений, традиционных и оригинальных. Он не терял надежды, даже когда в итоге сунул дуло дробовика себе в рот, потому что видел в этом не выражение крайнего отчаяния, а использование своей последней, лучшей и проверенной возможности.
И за женой Харлана Веттерса сначала хорошо ухаживали в ее родном доме, а когда Паркинсон, объединившись с Альцгеймером, достигли сокрушительных результатов, он был вынужден передать ее на попечение в городской дом престарелых. Из всех приютов, что Веттерс смог найти в окрестностях Фоллс-Энда, этот предоставлял лучшие услуги. Анжелину поселили в отдельной светлой комнате с видом на лес, ведь она любила природу не меньше мужа. Харлан ежедневно навещал ее, а летом порой сажал в кресло-каталку, и они вместе отправлялись в город полакомиться мороженым. Бывали дни, когда разум ее просветлялся. Она ненадолго узнавала супруга, брала его за руку, а он с трепетом чувствовал возвращение былой силы. Большую часть времени, правда, взгляд ее оставался отстраненным. Харлан не мог решить, что лучше: эта отстраненность или те моменты, когда взор ее вдруг становился осмысленным и она в очередной раз пугалась неведомого окружающего мира — города, мужа, даже самой себя.
Когда сестра Пола Сколлея обнаружила, что ее муж проиграл все их сбережения, Пол взял дело в свои руки и положил деньги
Живя в небольшом городке, друзья многое знали о чужих проблемах — потеря работы, пережитые травмы, подброшенный на попечение бабушек и дедушек ребенок, с содержанием которого мать не могла справиться, — и каким-нибудь вечером просто подкладывали на нужное крыльцо конверт, в результате чего небольшие затруднения горожан получали анонимную помощь. Таким способом они пытались успокоить совесть, хотя обоих продолжали преследовать странные сны. В тех видениях за ними по лесу гналось невидимое существо, загоняя в итоге к тому черному водоему, где что-то поднималось из глубины, вечно угрожая выбраться на поверхность, но так и не появляясь до самого момента пробуждения.
Редкий день в те годы проходил без того, чтобы Харлану и Полу удавалось отделаться от страха, что обнаружат самолет — и следы их присутствия на месте крушения. Они не знали даже, чего боятся больше: закона или тех, кто мог быть тайно заинтересован в том борте и его содержимом. Впрочем, страхи постепенно ослабли, и ночные кошмары стали менее частыми. Деньги неуклонно убывали, и когда от них остались жалкие крохи, Харлан и Пол уже начали верить, что, возможно, от их своеобразного преступления никто не пострадал.
И тут в Фоллс-Энде вдруг объявился тип с жабьей шеей.
Глава 06
В холодном январе две тысячи четвертого года человек, известный под именем Брайтуэлл — если, конечно, он действительно был человеком, — вновь появился в Фоллс-Энде.
Харлан Веттерс никогда не любил зимние месяцы. Зима не нравилась ему и в молодые годы, когда он еще обладал жизнестойкостью, крепкой мускулатурой и здоровыми костями, а сейчас, на склоне лет, когда ему изрядно не хватало этих трех качеств, старик с нарастающим страхом поджидал первого снегопада. Его жену забавляло, когда он принимался бранить иллюстрации в зимних каталогах, которые с августа забрасывали в их почтовый ящик, или глянцевые рекламные проспекты, которые, начиная с осени, пихали всем в «Мэн санди телеграм», — все они изображали счастливых, улыбающихся людей в теплой одежде, с лопатой для уборки снега в руках, как будто три или даже четыре суровых месяца представлялись им ну просто чертовски приятным времяпрепровождением, куда более веселым, чем забавы Диснейленда.
— Уверяю тебя, никто в нашем штате не стал бы позировать для таких фоток, — ворчал Веттерс. — Им следовало поместить на такую листовку утопающего по колено в снегу беднягу, который пытается столовой ложкой откопать свой пикап.
Анжелина, похлопывая мужа по плечу, обычно говорила:
— Ну, с такой рекламой им ведь не удалось бы продать слишком много свитеров.
Харлан ворчал что-то в ответ, и Анжелина, поцеловав мужа в макушку, оставляла его заниматься своими делами, зная, что позже обнаружит его в гараже, где он будет проверять исправность снегоочистителя для пикапа, а заодно запас заряда в батареях, работу фонарей и резервного генератора, а также убеждаться в отсутствии протечек в дровяном сарае. Причем все это он приводил в порядок еще до того, как с деревьев слетали первые листья.
В ближайшие недели Харлан составлял список необходимых на зиму закупок, как продуктов, так и оборудования, а потом рано поутру выезжал к солидным поставщикам в Бангор или, если хотел прокатиться, в Портленд и возвращался тем же вечером с рассказами о скверных лихачах, отвратительном двухдолларовом кофе с пончиками, которые не идут ни в какое сравнение с выпечкой Лори Боден в закусочной Фоллс-Энда, и ворчал о том, что ему непонятно, почему им так трудно научиться делать хорошие пончики. Жена помогала ему разложить покупки, среди которых непременно попадался изрядный запас смеси для горячего шоколада. Такое количество не выпил бы целый городок за самую длинную зиму, какую можно вообразить, но Харлан знал, насколько любит горячий шоколад Анжелина, и поэтому обеспечивал ее с лихвой.