Гнев божий

Афанасьев Александр

— Родриго!

Не слушая ее, Родриго последовал за Мигелем, они прорвались в зал, где сидели полицейские, — оттуда вел коридор к кабинетам. Один из депьюти оказался столь глуп, что выскочил под автоматные очереди прямо из коридора, даже не целясь в них из пистолета, просто держа его в руках. Перед черным зевом коридора Мигель, шедший первым, притормозил, просунул ствол автомата в дверной проем, нажал на спуск и не отпускал, пока не высадил все, что было у него в магазине. Потом в коридор рванул товарищ Родриго, у которого магазин был почти полон, — и нарвался на выстрел почти в упор.

Один из депьюти уже лежал

в коридоре, истекая кровью, — он неправильно выбрал позицию и за это жестоко поплатился. Второй же сделал более удачный выбор — он затаился в первом кабинете слева, держа пистолет наготове — и когда автоматчик шагнул в коридор — он сделал шаг вперед и выстрелил в него дважды, почти в упор. Автоматчик начал падать, в коридоре было темно, и насколько серьезно он ранен, понять было невозможно. Военный в этом случае обязательно добавил бы контрольный в голову, но депьюти не был военным, а контрольный выстрел в голову мог обернуться для полицейского уголовной ответственностью. Сделав шаг вперед, из-под защиты стен кабинета, депьюти раскрылся — и второй автоматчик срезал его короткой очередью почти в упор.

Прорвавшись в коридор, Мигель пустил две короткие очереди по дверям — он помнил расположение дверей в коридоре и знал, за какой из них может скрываться опасность. Прижался к стене, держа на прицеле противоположную дверь. Как он и предполагал — эти поганые революционеры храбры только на словах, а как доходит до дела — приходится все делать самому. Что ж, придется так придется.

В конце концов, он избрал самый простой путь — длинная очередь по двери, рывок вперед под ее прикрытием — и уже несколько коротких очередей. Двое депьюти — обоих он знал — пытались укрыться за перевернутым столом, один из них выстрелил в Мигеля из пистолета и промахнулся, второй из дробовика — и попал. Однако ни одна дробина бронежилет так и не пробила, хотя Мигелю показалось, что его боднул в грудь бык. А вот бронебойные китайские пули «АК-47» прошили стол, как картонную коробку.

В следующее мгновение его еще раз саданули сзади, снова в бронежилет — он обернулся и расстрелял остаток того, что было в магазине, еще по одному депьюти. Вот это было по-настоящему опасно! Если бы тот принял решение стрелять не в корпус, а в голову — Мигель был бы мертв.

Последнего из оставшихся в живых депьюти он подловил очень просто — толкнул дверь кабинета, где он прятался, захлопывая ее — и прошил захлопнутую дверь семьюдесятью пятью бронебойными патронами, стараясь, чтобы было максимальное рассеивание и чтобы пули покрыли всю площадь кабинета. Потом, сменив магазин, пошел и добил раненого.

Вот теперь все…

Товарищ Мигель вышел в коридор, бросил автомат — в нем еще оставались патроны, но он был ему уже не нужен. Достал из кармана пистолет, навернул на него глушитель.

— Мигель! — позвал его Родриго, пытающийся встать. — Помоги мне, я ранен! Мне руку раздробило!

Не оглядываясь, Мигель рванулся вперед, пробежал остаток коридора — там был поворот и задняя дверь. Перед ней он прислушался — не стоит ли там кто, если стоит, то шансов мало. Приняв решение, он закатал шапочку обратно, чтобы было видно его лицо, спрятал руку с пистолетом за спиной — и шагнул в освещенный палящим техасским солнцем мир.

За дверью никого не было.

Он оказался на заднем

дворе конторы департамента шерифа — там стояла какая-то небольшая японская машинка не первой свежести, старая гражданская машина шерифа — «Шевроле Каприс», которая была не на ходу и к которой покойный шериф испытывал самые нежные чувства, отказываясь сдать железную клячу на свалку. Еще там был большой старый джип «Форд Экспедишн» в полицейской раскраске, его купили, когда еще бензин стоил доллар за галлон, а сейчас он стоил уже шесть с четвертью и продолжал расти, и ездить на такой машине было накладно. Болела грудь, сильно болела, хотя Мигель ранен не был — скорее всего, от запреградного действия ^[82] сломано ребро. Он подумал — не стоит ли взять этот «Экспедишн», все-таки полицейская машина, проходимая. Но, подумав, он все же решил отказаться от этой мысли, слишком заметно с воздуха. Нужно было нечто другое, более проворное и быстрое — и он знал, где это взять.

Открыв калитку — она запиралась на простой засов изнутри, он оказался на улице, по-прежнему пряча пистолет, теперь уже за отворотом легкой куртки. Куртку он вывернул наизнанку — она была двусторонняя, изнутри светло-серая. Вот в этой куртке, легкой, но все же неуместной в жару, он и вышел на улицу, пошел прогулочным шагом. Несмотря на стрельбу, он не заметил какого-то оживления, никто ничего особо не понял.

С Вест Остин он свернул на Норд Колледж, пошел более быстрым шагом. В этот момент где-то за спиной отчетливо прогремела длинная, автоматная очередь — как швейная машинка, ту-ту-ту… Он улыбнулся, ускорил шаг.

Нужный ему дом располагался на одной из тихих, разморенных жарой улиц — не богатый и не бедный, средненький. Жили здесь белые, из небогатых — отец работал в какой-то компании по производству упаковки и ездил на работу за тридцать с лишним миль в одну сторону каждый день. Но по нынешним временам ценна была и такая работа.

Оглядевшись — до него не было никому никакого дела, — товарищ Мигель вошел в калитку, направился к гаражу — там было то, что ему нужно. Мотоцикл. Старенький кроссовый мотоцикл на двести пятьдесят кубов, на котором хозяин дома обожал гонять по пустыне в выходные. Боковая дверь в гараж была заперта, но замок… баловство одно.

— Офицер Кабрера!

Мигель вздрогнул, медленно повернулся на голос. Это была его настоящаяфамилия — сам он давно сделал документы на другую.

Невысокий белобрысый паренек лет девяти целился в него из игрушечного, с красной нашлепкой на стволе автомата.

— Вы арестованы!

Как его зовут… Помнил ведь…

— Что ты здесь делаешь, Джимми? — принужденно улыбаясь, спросил товарищ Мигель. — Ты почему не в лагере?

Вообще-то, вопрос о целях пребывания на чужом земельном участке следовало бы задать ему самому. Но он был взрослым мужчиной, и к тому же полицейским — а вот Джимми был всего лишь девятилетним мальчишкой. Мальчишкой, которого научили уважать закон и уважать полицейских. А мистера Кабреру он знал как полицейского — их водили на экскурсию в департамент шерифа, и он видел его там.

— А у папы денег нет на лагерь, вот, дома сижу.

— Папа работает?

— Да, мистер Кабрера, работает. Он встает в шесть утра, чтобы ехать. А мама там же, на почте. А я дома сижу.