Гнев божий

Афанасьев Александр

– Усилить оцепление, – приказал генерал своим прикрепленным, – я буду в центре.

Не дожидаясь, пока подойдет Мугуев, генерал пошел в мобильный антитеррористический центр.

Мобильный антитеррористический центр был скопирован у американцев и представлял собой бронированный кузов, посаженный на длинное внедорожное шасси «КамАЗа», которое использовалось нефтяниками, кабина «КамАЗа» тоже была заменена на полностью бронированную от РИАТ. В машине были два монитора, позволяющие принимать информацию даже со спутника, два места операторов и даже небольшой зал для совещаний. Несмотря на внешне не такие большие размеры, десять человек эта машина вполне могла принять.

Сейчас в машине было только пятеро – двое операторов, оба аварцы, и трое сотрудников специального отдела ФСБ, занимающегося борьбой с терроризмом.

Возглавлял группу подполковник Мирза Бадаев, невысокий, плотный, в черном берете, залихватски сбитом на сторону, чтобы скрыть разорванное осколками ухо. Бадаев был родственником президента Дагестана, правда, дальним – но это ничего не значило, родственник он и есть родственник. Работу он делал добросовестно, потому что у власти был его клан, клан, представителем которого был и он сам – значит, эту власть надо было оберегать. Он был настолько добросовестным, что, если бы ему прекратили платить жалованье, он все равно бы служил.

– Что произошло? – не теряя времени на приветствия, спросил генерал.

Мирза Бадаев почесал изувеченное ухо прямо через ткань берета.

– Поступила информация относительно эмира, достоверность мы определили как невысокую. Обычный сигнал, по телефону, анонимный. Я отправил группу проверить, это в районе коттеджей, тут рядом. Группу обстреляли, потом пошли на прорыв в город в двух машинах. Хорошо, что рядом тут оказалась еще одна группа, их сумели отжать от города. Потом эти шакалы захватили заложников, моих людей они обстреляли, предотвратить это было невозможно.

– Потери?

Мирза скривился.

– Из моих трое. Один молодой совсем… лично принимал. Одного почти неживого отправили в больницу, Аллах даст – выживет.

– А из этих?

– Двое во дворе валяются. Остальные – не знаем, наверное, тоже раненые есть. Две бабы там с ними, этого шакала с гаремом прихватили… шайтан.

За спинами тяжело хлопнула бронированная дверь, все повернулись – в помещение штаба вошел Аслан Мугуев, вайнах с волосами цвета вороненой стали и такими же глазами. Глаза скрывали серо-стального цвета «полицейские» очки, он был в полном боевом – «стечкин» под левую руку (Мугуев был левшой) и ПП-2010 [21] в кобуре на груди, как у американских пилотов морской пехоты. Аслан Мугуев не любил много болтать, говорили, что его осколком резануло по горлу в Грозном, то ли в первую войну, то ли во вторую, и теперь ему больно говорить. Он так и остался у двери машины, и генерал Проносов видел свое лицо, отражающееся в каплевидных стеклах очков.

21

В настоящее время только разрабатывается. Оружие ближнего боя под патрон 5,45*25, аналог германского МР-7, выглядит как нечто среднее между МР-7, швейцарским МР-9 и нашим ПП-2000.

– Эвакуацию провели?

– Нет, не успели.

– То есть? – разозлился генерал.

– С нижних этажей все вышли. С верхних выбежали самостоятельно, но проверять мы не проверяли. А по инструкции надо бы.

Генерал посмотрел на часы:

– Что он говорит? С ним вышли на связь?

– Ничего толкового. Говорит – бабам дайте выйти, после чего делайте что хотите.

Полиция могла появиться в любую минуту.

– Прикажете вести переговоры?

– Никаких переговоров. Приказываю начать штурм. Немедленно…

Аслан Мугуев утвердительно кивнул головой, повернулся и вышел.

Штурм, который проводили дагестанские спецназовцы, совсем не походил на действия… к примеру Hostage Rescue Team FBI или Special Air Service. Более того, если бы кто-то из командного состава в этих специальных антитеррористических группах решил провести такой штурм – его немедленно отстранили бы от должности и как минимум выгнали бы из группы с волчьим билетом. Но это там… а Дагестан есть Дагестан.

Первым делом по осажденному зданию открыли огонь снайперы – из обычных СВД и тяжелых В-2010 [22] – не по целям, а просто на подавление. При этом пули В-2010 запросто пробивали хлипкие стены хрущобы. Под прикрытием снайперского огня три Медведя подобрались ближе, образовав своего рода передвижную баррикаду. Из одной из машин, головной, вышли два бойца и открыли огонь из реактивных огнеметов РПО «Шмель» – из машин им подавали огнеметы, а они из них стреляли.

Сделав восемь выстрелов – стены после этого были черными, из всех окон вырывалось пламя, – спецназовцы Мугуева прекратили огонь и остались на месте, а вот второй и третий Медведи, из которых люди не выходили, – ускорились и подкатили прямо к подъезду. Из них выбежали две группы тяжелых [23] и моментально скрылись в подъезде. Снайперы тоже прекратили огонь, через несколько минут, один из спецназовцев выбил прикладом остатки стекла в подъезде между четвертым и пятым и помахал белым платком.

22

Еще одна винтовка, которая только разрабатывается. Сильно похожа по конструкции на Барретт-82.

23

Тяжелые – специфический термин, бойцы в штурмовом снаряжении, включающем в себя бронежилет, держащий как минимум пулю «АКМ» со стальным сердечником, и титановую штурмовую каску с забралом.

Контртеррористическая операция в районе пятого жилгородка завершилась.

Полковник национальной гвардии Чернов Владимир Александрович, потомственный казак Терского казачьего войска, прибыл в Пятый жилгородок, когда уже все завершилось…

Сухой и жилистый полковник, наголо еще со времен второй чеченской бреющий голову, вышел из бронированного «Волка», который полагался ему по должности (неспокойно было), огляделся по сторонам. Кислый дым, плывущий из переулка, подсказывал ему, что все уже закончилось. И закончилось – до его прибытия.

К полковнику подскочил низенький аварец-полицейский из оцепления – докладывать. Чернова уважали все, в том числе и не русские.

– Потом… – отмахнулся полковник, – потом доложишь. Хотя скажи, тебя как сюда вызвали? Ты как здесь оказался?

– Так мы тут рядом дежурили, товарищ полковник. Услышали выстрелы, поехали сюда. Тут нам сказали – раз приехал – вставай в оцепление.

– То есть не вызывали?

– Нет…

Полковник тяжело вздохнул.

– А что делать-то, товарищ полковник?

– Что делать… Стой, раз приехал. Потом рапорт напишешь.

– Есть…

Полковник пошел вперед, дыша смесью дыма, гари, выхлопных газов, цветов и жуткого запаха паленого мяса…

Трупы уже вытащили… если это можно было назвать трупами… их вытащили из обгорелого подъезда пятиэтажки и затушили пламя на верхнем этаже. Все это раскладывали на сноровисто расстеленном брезенте подручные генерала Проносова, рядом выкладывали подозрительно целые автоматы, а сам генерал Проносов с героическим видом стоял чуть в стороне и давал интервью очаровательной даме лет тридцати, на которой была накидка с логотипом первого канала. Даму эта звали Надежда, она была выпускницей факультета журналистики МГУ и, несмотря на молодость, была известной журналисткой, даже, кажется, какие-то премии получала. По Дагестану она ездила спокойно и без опаски, брала интервью и у чиновников, и у предпринимателей, что в Дагестане часто было одно и то же, и у военных, и у фээсбэшников – у всех. Никто ее не трогал, и она была вхожа в любой кабинет по очень простой причине – переспала со всеми. Нормальной сделкой для нее был «секс за интервью», и если еще десять лет назад многие бы побрезговали – то теперь никто не брезговал ничем. Такие времена были.

Увидев Чернова, Проносов запнулся на полуслове – он, кажется, рассказывал, как его служба за год ликвидировала уже второго дагестанского амера и ликвидирует и третьего, и четвертого – как только их выберут. В общем, как бывший президент пообещал – мочить в сортире однозначно. Интервью он закончил, но как увидел Чернова, так и косился на него глазом, как косится лошадь, почуявшая волка.

Чернов тем временем подошел к расстеленному брезентовому полотнищу – никто не посмел его остановить, – посмотрел на обгорелые головешки, которые когда-то были людьми. Опытным взглядом заметил – две женщины, один подросток, от двенадцати до шестнадцати. Подростки тут тоже воевали – брали в руки оружие и воевали, они были даже страшнее, чем взрослые боевики, страшны безоглядным фанатизмом, подростковой жестокостью и готовностью умирать за то, во что верили. Нет ничего страшнее, чем подросток с оружием. Казаки – а в Махачкале теперь тоже были и казаки, и Союз ветеранов – не раз и не два сталкивались с такими вот подростками. Каждое такое столкновение заканчивалось кровью.