Гнев Кана
Шрифт:
– Нет, сэр.
– Совсем ничего?
– Если бы я оказалась снова в этой ситуации, я поступила бы так же.
Детали не важны. Я не хочу нагонять на вас скуку банальными высказываниями.
Кирк смутился от того, как она ясно подчеркнула его равнодушие. И он довольно резко отреагировал на слова Саавик:
– Вы сделали бы то же самое, зная наверняка, что это означает гибель корабля и экипажа?
– Я буду знать, что это может означать гибель корабля и команды, адмирал. Если я не могу быть уверена в том, что «Кобаяши Мару» – вымысел,
– Лейтенант, вы слышали о Риковерианском парадоксе?
– Нет, сэр, не слышала.
– Позвольте предложить вам такую ситуацию. Вы находитесь на корабле обычном океанском судне. Он тонет. Вы оказываетесь в спасательной лодке еще с одним человеком. Спасательная лодка повреждена. Она может выдержать лишь одного, не двух. Как вы убедите вашего напарника оставить вам лодку?
– Я не буду пытаться делать это, – сказала она.
– Как не будете? Почему?
– По одной простой причине, сэр, я превосходно плаваю.
Кто-то из стажеров хихикнул. Звук резко оборвался, когда один из соседей толкнул парня локтем.
– Вода кишит акулами, – чуть грубо настаивал Кирк.
– Акулами, адмирал?
– Терхан, отряд Салаким, – подсказал Спок из глубины класса.
– Верно!.. И они очень, очень голодны.
– Мой ответ все тот же.
– В самом деле? Вы высокообразованный первоклассный офицер Звездного Флота. Предположим, что тот человек совершенно неграмотный, без семьи, большую часть времени проводящий в тюрьме и никогда не занимавшийся делом, которого не выполнил бы самый примитивный робот. Тогда что?
– Я ни за что не буду просить, а тем более пытаться приказать или убедить человека пожертвовать своей жизнью ради меня.
– Но на ваше обучение ушли немалые средства. Не думаете ли вы, что ваш долг перед обществом – пытаться спастись, чтобы выполнить свои обязанности?
Ее брови сошлись у переносицы.
– Вы действительно так думайте, адмирал?
– Это я вас экзаменую, лейтенант, а не вы меня. Я задал вам серьезный вопрос, а ответили вы с ужасающе фальшивой скромностью.
Саавик разгневанно встала.
– Вы спросили, должна ли я беречь себя, чтобы выполнить свои обязанности. Тогда я спрошу вас, что входит в мои обязанности. Если использовать ваш критерий, то моей обязанностью является самосохранение, с тем чтобы я могла выполнять свои обязанности! Замкнутый круг и доводы для самооправдания. Это в высшей степени безнравственно. Справедливое общество, а если я не ошибаюсь, именно таким обществом себя считает Федерация, содержит армию лишь с одной целью: защищать своих граждан. Если мы начнем решать, кто из них достоин защиты, а кто – нет, если мы будем считать, что не можем рисковать собой, мы разрушим сам смысл нашего существования. Мы пере станем служить обществу, став тиранами.
Она чуть подалась вперед, сжимая спинку впередистоящего стула.
– И вы твердо в этом убеждены, не так ли, лейтенант?
Она выпрямилась, ее нежная кожа по цвету стала похожа
– Это мое мнение по данному вопросу, сэр!
Кирк впервые за все время инструктажа улыбнулся; впервые за долгое время он почувствовал удовлетворение.
– Вы с завидным изяществом отстаивали свои убеждения, лейтенант.
Пожалуй, я никогда раньше не слышал подобной постановки вопроса.
Она вновь нахмурилась, взвешивая двусмысленное высказывание. Затем, очевидно, решила расценить это как комплимент.
– Спасибо, сэр. – Она снова села.
Кирк откинулся на спинку стула и обратился ко всем присутствующим:
– Это была последняя проверка. Если офис так же, как всегда, энергичен, то ваши дипломы будут готовы к завтрашнему дню. Но, пожалуй, будет вполне справедливым сказать, что ни у одного из вас нет причин для беспокойства. Все свободны.
После секундного молчания, они вскочили на ноги, крича и смеясь, гурьбой вывалились за дверь.
– О, боже, – вздохнул Джим Кирк. – Они как прилив.
Все, кроме Саавик. Отчужденно и одиноко она поднялась и медленно вышла.
Спок смотрел как его стажеры покидают класс.
– Ты прав, Спок. Она более вспыльчива, чем вулканийцы, – заметил Кирк.
– У нее есть на то свои причины. При некоторых обстоятельствах она проявила сдержанность, достойную восхищения.
Одной вещи Спок никак не ожидал от лейтенанта Саавик, а именно самообладания, почти такого же, каким обладал он сам. Он считал, что разница между вулканийцами и ромулянами ничтожно мала, когда речь идет об эмоциях. Но у Спока было одно преимущество – он вырос среди вулканийцев.
Он рано научился сдерживать себя. Саавик первые 10 лет своей жизни провела, пытаясь выжить в одном из самых жестоких кругов колонии ромулян.
– Только не говори мне, что ты сердишься на меня за то, что я так сильно уколол ее, – сказал Кирк.
Спок вскинул бровь.
– Ну конечно же ты не сердишься. Что за глупости!
– Вам известно что-нибудь о ее прошлом, адмирал? – Он недоумевал, почему Кирку пришло в голову предложить ей именно эту ситуацию. Вряд ли он мог бы сделать лучший выбор, неважно было ли это случайностью или обдуманным вопросом.
Стало известно, что колония, в которой жила Саавик находится под угрозой гибели: военная служба ромулян, которая, по сути дела, являлась одновременно и правительством, приняла решение покинуть колонию. Они провели эвакуацию и спасли всех.
Всех, кроме стариков, инвалидов и небольшой группы детей-полукровок, само существование которых отвергалось властями. Согласно официальной линии, вулканийцы и ромуляне не могли скрещиваться без медицинского вмешательства. Поэтому незаконнорожденных детей не должно было быть вообще. Это было политическое суждение, которое как и большинство доктрин, не имело ничего общего с реальностью. На самом же деле, разница в развитии ромулян и вулканийцев появилась лишь несколько тысячелетий назад.