Гнев Нефертити
Шрифт:
Он на какое-то время задумался и, поднимаясь, попрощался с главой налоговой службы, воздавая ему должные почести.
— Однако же, — произнес он, — речь идет о вопросах, которые должны обсуждаться на Совете. Возвращаемся!
Он ушел со своим сопровождением и двумя вестниками.
— Шесть гиен! — объявил счетовод.
Полосатых животных держали на поводу. Они вели себя более или менее спокойно, но скалили зубы и мрачно зыркали по сторонам, погоняемые своим хозяином, полноватым молодым мужчиной. Гиены были хороши для ловли крыс, но их
Пасар удрученно смотрел на Анхесенпаатон. Он держал в руке моточек веревки, на конце которой висел стальной крючок.
— Фивы? — переспросил он.
Она даже не кивнула головой. Раз он повторил вопрос, значит услышал.
— Твоя сестра хочет туда ехать?
Она отрицательно покачала головой.
— Если я поеду в Фивы, ты поедешь со мной?
Он задумался. Вопрос мирового масштаба! Как может его отец, Смотритель зала для приемов, отпустить его в Фивы? И где он будет жить? И на какие деньги?
— Нужно, чтобы моего отца перевели в Фивы.
— Я попрошу Меритатон.
Мальчик улыбнулся. Анхесенпаатон тоже.
— Фивы огромны. Мой отец говорит, что это самый большой город в мире!
Мгновение назад удрученные, дети теперь радостно смотрели друг на друга.
— Поскольку твоя сестра будет царицей, быть может, мы сможем пожениться в Фивах!
Она снова помрачнела.
— Сестра говорит, что я выйду замуж за Тутанхатона.
— За кого? Кто это?
— Брат царя.
— Ты его видела?
— Да, он моего возраста.
Пасар тоже помрачнел.
— А как же я?
— Я не знаю… Решает Меритатон.
— Ты больше не хочешь выйти за меня? Я же тебе подарил дрозда…
Она положила руку мальчику на плечо.
— Я люблю тебя.
Пасар смотрел на нее, как будто пытался прочесть зашифрованные тексты.
— Пойдем, — сказал он, указывая на моточек веревки, — будем ловить рыбу.
Они убежали к реке.
Меритатон наблюдала за ними с террасы, завидуя тому, что они могли видеться днем.
А в Северном дворце Асехем, мастер-бальзамировщик, снова принялся за дело.
Он осмотрел обнаженное, уже без внутренностей, тело Нефертити и подумал о том, что за бальзамирование царя получил лишь задаток, составляющий третью часть оплаты. «У царских особ, очевидно, было слабое здоровье», — решил он.
Сердце усопшей имело такой же фиолетовый оттенок, как и сердце ее супруга.
Асехем задумался: чем заполнить глазницы царицы? Он решил посоветоваться с Главным распорядителем Уадхом Менехом, когда увидится с ним.
Ему рассказывали много историй о левом глазе усопшей. Он вздрогнул, вспомнив о том, какие свойства ему приписывались.
Работа его была и без того деликатной, а тут еще приходилось решать, что делать со злым глазом!
Отдать себя во власть полуденного солнца в Эдфу в восьмом месяце было таким же геройством,
Священные ловцы гиппопотамов, так же как и все остальные, отсиживались в прохладных тоннелях в северной части квартала писарей. Тень располагала к дремоте. Поскольку в эти дни не умер ни один богач, толстомордые левиафаны могли умиротворенно плескаться в теплой грязи болот западнее города: они не рисковали потерять одного из своих собратьев во время ритуальной охоты, которую организовывали в честь усопшего. Тем лучше. Потому что преследовать это опасное животное, стоя в шатком челноке, бросать ему рыбу, заставляя открыть пасть, хорошенько прицеливаться, запускать в нее три гарпуна и затем вытаскивать этого окровавленного монстра из воды, чтобы передать его потрошителям, было убийственным занятием в такую жару. К тому же при удобном случае одно из этих животных могло напасть на ловцов.
Иногда кое-кто все же задавался вопросом, почему это животное считали олицетворением ужасной богини Туерис и все же убивали его по случаю пышных похорон?
Как всегда в это время в период между пятым и девятым месяцами года, по примеру жрецов и писарей разного ранга Танут-Амархис, верховный жрец храма Хоруса, бога-покровителя Эдфу, оставался дома. Он выходил только около пяти часов, когда стрелы Ра летели косо и становились слабыми. К тому же в полуденный зной верующие, бедняки и дарители тоже не показывались на улице: в Эдфу дела решались в первые четыре утренних часа и в два последних часа вечера.
Танут-Амархис только что завершил скромный легкий обед: салат из огурцов с кислым молоком, маленький круглый хлебец с луком и несколько свежих плодов инжира. Устроившись на ложе на втором этаже своего владения, расположенного напротив храма, он проверял копию описания ритуала очищения жрецов:
Поклон тебе, о жертвенный сосуд! Я очистился оком Хоруса, чтобы совершать с твоей помощью ритуалы. Я очистился для Амона и окружающих его богов…
За окном он услышал голос, а затем различил свое имя. Он встал и пошел посмотреть, кто его звал. Это были двое мужчин с бритыми головами, очевидно, писари. На их лицах было написано легкое удивление.
— В чем дело?
— Царские вестники к Танут-Амархису!
— Поднимайтесь!
Царские вестники? А кто царь? С какой вестью они явились?
Он открыл дверь. В комнату вошли посланники.
— Мы прибыли из Ахетатона.
Танут-Амархис нахмурил брови. Ах да, новый город на севере, где поклонялись культу Атона!
Один из вестников церемонно протянул ему футляр.
— Какой же царь вас послал?
Вопрос, достойный провинциального тупицы. Но назначение преемника несостоявшейся царицы Нефертити произошло, правда, лишь пять дней назад, и в отдаленных уголках царства о нем узнают только через две недели.