Гнев смертных

Валенти Сюзанна

— Пожалуйста, — сказал он срывающимся от эмоций голосом, глядя на ее тело. — Я должен… Мне нужно…

Я уставилась на него, крепче прижимая ее к себе. Мое сердце бешено заколотилось, когда я отказывалась отпускать ее, и самое чудесное ощущение коснулось моей щеки.

Я ахнула, прижавшись ухом к ее груди, и в глубине моего живота расцвела надежда.

— Она жива, — прошептала я так тихо, что не была уверена, что кто-нибудь меня услышал.

Я так сильно хотела в это поверить, что не была уверена, что могу доверять собственным ощущениям, но я была почти уверена, что слышу, как все еще тихо бьется ее сердце, как еле уловимое дыхание слетает с ее губ. Или я могу?

Я хотела этого так отчаянно, что даже не знала. Может быть, я слышала болезненный стук собственного сердца. Она была такой бледной, такой опустошенной от всего, чем была наполнена ее жизнь. Как она могла пережить это падение? Слезы защипали мне глаза, а рыдание застряло в горле.

Эрик встретился со мной взглядом, когда тоже наклонил голову, чтобы послушать, и его глаза расширились от надежды.

— Я могу спасти ее, — твердо сказал он, снова потянувшись к ней.

Мое сердце подпрыгнуло от такой перспективы, и я почти улыбнулась, прежде чем поняла, что он имел в виду.

Я покачала головой, не в силах принять такой вариант. — Она все равно будет мертва. Она должна жить.

Но я чувствовала, как кровь скапливается подо мной, я могла видеть, как вывернуты ее конечности. Она не могла это пережить. По крайней мере, не в том облике, в котором она была. Но как я могла согласиться, чтобы она стала одной из них? Мы ненавидели их всю жизнь. Они были всем тем, чего мы боялись и презирали. Сможет ли она остаться собой, если станет одной из них? Захочет ли она жить дальше, если будет заперта в их облике?

Я ожидала, что истребители будут возражать, но они промолчали, предоставив это невыполнимое решение мне.

— У нас мало времени, — взмолился Эрик, и все протесты, которые я хотела высказать, стихли.

Я не могла жить в мире без нее. Если это был единственный выход, я должна была им воспользоваться, даже если в конечном итоге она возненавидит меня за это.

Я поцеловала сестру в щеку, шепча последнее «прощай» человеческой девушке, которую я любила больше жизни, когда вампир вырвал ее из моих рук.

Я не знала, правильно ли я поступаю. Но в тот момент это был единственный выбор, который я могла сделать. Потому что жизнь без нее была для меня невыносима.

— Я люблю тебя, Монти. Мне так жаль.

З

а последние несколько часов мое тело было избито, изломано, покрыто синяками, но никакая физическая боль никогда не сравнится с этой.

Тысяча богов не смогли бы удержать меня сейчас от Монтаны. Может, Келли и позволяла это, но я никогда бы не позволил ее сестре умереть, когда у меня была возможность спасти ее. Все сводилось к соглашению или борьбе, и, к счастью, на этот раз это было первое.

Я вытащил Монтану из рук ее сестры и осторожно опустил на землю, зная, что всего несколько часов назад поклялся никогда не обращать ее. Но я не понимал, что будет со мной, если я увижу ее на пороге смерти, я не знал, какие опасности подстерегают ее в будущем. Я думал, что смогу защитить ее от всего, какой бы хрупкой она ни была. Я считал себя достаточно сильным, чтобы сохранить ей жизнь, несмотря ни на что. И все же я был здесь, с ее изломанным телом в своих объятиях, и как бы я ни был зол на богов за то, что они вынудили меня сделать этот выбор, я обнаружил, что другого не дано. Монтана должна жить, даже если ее сердце больше не будет биться, даже если это означало наложение на нее этого проклятия. Потому что я не мог ее потерять, независимо

от того, насколько эгоистичным это делало меня, или насколько сильно она будет презирать меня за то, что я сделал этот выбор за нее.

Но если я не смогу вернуть ее, моя жизнь уже закончена. Я был призраком, которому предстояло покинуть этот мир. Я не стал бы цепляться за него дольше, чем нужно. Куда бы она ни ушла, я пойду за ней.

Черт, почему она прыгнула? Или ее заставили? Андвари сделал это с ней в качестве еще одного жестокого наказания для меня?

Я опустился на колени рядом с ней, ее тело было искривлено раздробленными костями, под ней растекалась кровь. Боль обожгла меня при виде ее такой, а чувство вины образовало твердый комок в моем горле. Она была здесь из-за меня. Из-за войны, в которую она никогда не должна была ввязываться. Теперь все это казалось таким бессмысленным. Что такое ненависть по сравнению с любовью?

Губы Монтаны были розово-красными, в пятнах крови, ее лицо было слишком неподвижным, а глаза закрытыми. Мое сердце обуглилось и почернело, сгорая в огне, который, я знал, вызвала наша любовь. Это было причиной, по которой мы никогда не должны были быть вместе. Потому что смертные умирают в компании монстров.

Я вскрыл себе руку клыками, прижимая рану к ее мягкому рту.

— Пей, бунтарка. — Чтобы это сработало, в ее теле должно было остаться достаточно жизни. Если она сможет проглотить мою кровь, это запустит процесс. Но если ее уже нет…

Я взял ее за запястье, проведя большим пальцем по тому месту, где должен был биться пульс.

Ничего.

Паника угрожала захлестнуть меня, но я подавил ее, заставив себя сосредоточиться. Я должен был закончить это. Я не мог сдаться.

Я опустил голову, крепко зажмурив глаза, когда запах ее крови воззвал ко мне из ее вен.

— Прости меня, — выдохнул я, нарушая все свои обещания, данные ей, зная, что предаю все, о чем она когда-либо просила меня. Затем я вонзил свои клыки в ее бархатную кожу так нежно, как только мог, впуская яд в ее кровь, отчаянно желая, чтобы этого было достаточно. Я позволял проклятию проникать в нее все глубже и глубже, презирая себя за это, но зная, что это был единственный способ удержать ее. И будь я проклят, если позволю богам украсть ее у меня.

Когда это было сделано, я отстранился, вглядываясь в ее лицо в поисках каких-либо признаков бессмертной жизни. Ее кожа была почти прозрачной, такой бледной, что она уже напоминала мне подобных.

Я приложил ухо к ее сердцу, и до моих ушей донесся глухой стук.

Раз. Два. Тишина.

Тишина затягивалась. Ей нужно было умереть, чтобы обратиться, но это была агония — знать, что в эти несколько секунд ее здесь больше нет, что она тянется к загробной жизни. Но я не мог отпустить ее. Ее время еще не пришло. Она должна взять от жизни гораздо больше. Я думал обо всем, что я ей покажу, обо всем, что я ей дам, обо всем, кем я буду для нее. Я построю новый мир, которым она будет гордиться. В котором она захочет жить. Если только она вернется.

— Не бросай меня, — приказал я, беря ее за руку. — Ты должна остаться. Мне ненавистно накладывать на тебя это проклятие, но, клянусь всеми звездами на небе, я разрушу его. Я никогда не хотел этого так сильно, как сейчас. Я не остановлюсь, пока это не будет сделано. Я вырву богов с небес и буду убивать их одного за другим, пока они не снимут проклятие с твоего тела. Просто вернись ко мне, Монтана.

Я обхватил ладонями ее ледяную щеку, пока отчаяние сверлило мою грудь.

Я не могу потерять тебя.