Гнев смотрящего
Шрифт:
– Этот лох пьяный был, шел из кабака… рыжий стал с ним базарить, а я подошел незаметно сбоку и как дал – челюсть свернул на хер… Рублей две штуки, сто баксов, цепочка, кольцо, браслет, часы японские, сумка кожаная классная, пейджер…
– На кой тебе сумка и пейджер?.. Стоят ерунду, а вещи приметные. Солидные барыги их не возьмут, а на барахолке продавать – мигом спалишься. Выкинь их, а «рыжье» мне отдай, я его пристрою… Комиссионные возьму, конечно…
Разговор временами заглушался шумом работающего лифта, но и того, что майор смог расслышать, вполне хватало, чтобы составить представление о роде занятий компании, собравшейся на смотровой площадке. «Да, права была дворничиха, нехорошие тут дела творятся, – подумал Абрамов. – Ну и козел этот здешний участковый… Хотя как знать – может, они ему платят? Им ведь какая-то блатхата нужна, где можно собраться, побазарить, вещички награбленные поделить, да и просто покайфовать.
Размышляя таким образом, Абрамов одновременно и действовал, подбирая отмычку к замку. Он замирал, когда лифт останавливался и в подъезде воцарялась тишина, и вновь принимался за дело, когда гудение механизмов заглушало производимые им негромкие звуки. Когда очередная отмычка наконец подошла и замок открылся, майор аккуратно положил его на пол в темный угол, открыл шаткую дверь, в два шага преодолел четыре железные ступеньки и оказался на обширной смотровой площадке, обнесенной металлическим ограждением, напоминающим ограждение на кораблях. Глазам его предстала идиллическая картина: на площадке на надувных матрасах, сложенных наподобие шезлонгов, восседали четверо совсем молодых ребят – лет по семнадцати, не больше, но уже до того накачанных, что становилось ясно: майор недооценил противника. Пятым членом компании был голый по пояс и сплошь татуированный худощавый субъект лет сорока пяти. По татуировкам, из-за которых его тело имело общий синеватый оттенок, нетрудно было определить и срок, проведенный им на зоне, и его зоновский статус. Субъект явно меньше ценил комфорт, чем его молодые приятели: он сидел не на матрасе, а просто на корточках и, орудуя языком, сворачивал сигарету. На бетонном полу рядом с ним стояла спиртовка, на которой в жестяной банке кипел чифир. Самокрутками дымили и молодые качки: Абрамов, покрутив носом, уловил знакомый ему по Афганистану запах индийской конопли. «Ребята не бедные – настоящий гашиш курят», – подумал майор.
Его появление стало для всей компании полной неожиданностью: пять пар глаз ошалело уставились на него, словно впервые видя живого человека. Вскоре, однако, выражение недоумения в этих глазах сменилось тем выражением бессмысленной злобы, которое можно видеть во взгляде крупных хищников. Первым, как и следовало ожидать, опомнился и подал голос татуированный субъект.
– Ты кто такой? Ты как сюда попал? – поднимаясь, спросил он.
– Хрен в кожаном пальто, – нахально ухмыльнулся Абрамов. – Много вопросов задаешь. Вот что, ребята, давайте по-хорошему: мне это место нравится, и я вам предлагаю в темпе вальса слинять отсюда. Всем вместе нам тут будет тесно. И попрошу без лишних вопросов.
Пока майор говорил, татуированный субъект напряженно прислушивался к звукам на лестнице и вглядывался в темный дверной проем за спиной незваного гостя. Однако пришелец явно был один. Придя к такому выводу, субъект растянул в торжествующей ухмылке щербатый рот и произнес, обращаясь к своим молодым друзьям:
– Этот фраер думает, что может вот так запросто шугать молодежь. Он думает, пацаны, что вы не люди. Надо научить его правильно базарить.
И, обращаясь к Абрамову, синий человек с угрозой прорычал:
– Говори, кто тебя послал? Как ты сюда пролез, козел?
Синий сделал шаг, заходя справа и норовя отрезать Абрамова от лестницы. Все четверо бритоголовых уже поднялись на ноги и медленно надвигались на майора – один заходил слева, а трое наступали в лоб.
– Ты давно с параши слез, гнида лагерная? – не повышая голоса, обратился Абрамов к синему субъекту. – Пора тебя обратно в петушиный угол отправить, чтоб тебе там геморрой подлечили…
– Ах ты падло! – заскрипел зубами синий. – За базар ответишь!
И он выбросил в сторону майора руку с заточенной отверткой, однако майор перехватил его руку в воздухе и мощным броском швырнул тщедушное тело уголовника под ноги трем парням, двинувшимся вперед. Те на мгновение замешкались, а майор шагнул навстречу четвертому, заходившему слева, легко ушел от его выпада и нанес ответный удар кастетом по ребрам. От боли тот присел и застонал, но следующий удар раздробил ему челюсть и свалил его на бетонное покрытие площадки. Трое качков бросились на Абрамова, но помешали друг другу, а он, сделав вид, будто отступает, вдруг шагнул вперед и ловким пинком разбил переднему коленную чашечку опорной ноги. Потеряв равновесие, тот со всего размаху грохнулся на бетон и на миг лишился чувств. Такое развитие событий сбило с парней первоначальный задор, и они в нерешительности затоптались перед Абрамовым, застывшим в расслабленной позе. Внезапно майор сделал выпад, и качки шарахнулись назад. При этом один
– Печень проколю, сука, глаза вырву… – бормотал бандит.
В это время в дверном проеме появился майор Лебедев, поигрывавший своей любимой дубинкой. Взбежав по ступенькам на площадку, он некоторое время с любопытством прислушивался к словоизвержению бандита, а потом нанес ему неожиданный удар дубинкой по голове. Синий осекся на полуслове, с недоумением посмотрел на Лебедева и, неловко повернувшись, повалился на тело своего юного дружка, нокаутированного Абрамовым.
– Что ж ты меня не дождался? – упрекнул друга Лебедев.
– Надоело ждать – уж больно долго ты шел, – ответил упреком Абрамов.
– Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается, – расхаживая по площадке, сказал Лебедев и вдруг пнул в голову парня с разбитым коленом, который попытался было встать на четвереньки. Тот мгновенно плюхнулся на живот, разбросав руки и ноги, и затих.
– Ты потише, еще убьешь, – предупредил его Абрамов. – Куда его девать потом?
– Да не переживай, – ответил Лебедев, – я осторожно. А неплохо бы их всех тут кончить. У, мразь, ненавижу!
– Н-да… А ведь совсем пацаны еще, – произнес удрученно Абрамов.
– Ты моли бога, чтобы твои дети этим пацанам не попались на узенькой дорожке, – оборвал его Лебедев. – Ладно, что с ними делать будем?
– Ну не валить же, – невесело усмехнулся Абрамов. – Подождем, пока очухаются, ввалим еще, чтоб месяца два лечились, и отпустим на все четыре стороны. А потом будем сидеть здесь и прикрывать позицию.
Лебедев подошел к ограждению и всмотрелся вдаль. Среди моря раскаленных солнцем крыш между уступами зданий имелся проем, в конце которого виднелся уже хорошо знакомый майору особняк, ухоженный, как игрушка, возле которого на стоянке блестели разноцветной эмалью ряды дорогих иномарок. У ворот, через которые автомобили въезжали на огороженный участок, и у дверей особняка виднелись фигуры охранников. Пока Лебедев наблюдал за будущим «объектом», к крыльцу особняка подали автомобиль. Дверцы открылись, и какой-то человек в окружении охраны спустился по ступенькам и, не задерживаясь, нырнул в салон лимузина через услужливо открытую заднюю дверцу. Лебедев, подойдя к Абрамову, заметил вполголоса, чтобы его не услышал, придя в себя, какой-нибудь бандит:
– А шустро он в машину вскочил. Похоже, стрелку долго придется здесь лежать и ждать удобного момента.
– А сколько бы ни пришлось, нам все равно надо сидеть и прикрывать его, – сказал Абрамов. – Ну где там Фарид? Пора поднимать эту погань.
Глава 25. Нужна взрывчатка
На середину банкетного зала «Фиалки» медленными шагами вышел не кто иной, как бригадир Николай Радченко. Колян почти не изменился – короткие светлые волосы были, как всегда, аккуратно причесаны, на щеках алел румянец, а на губах играла хорошо знакомая многим из присутствовавших зловещая улыбка. Однако лицо его стало как-то жестче, а в глазах затаилось странное выражение – словно он на миг заглянул в бездну. В правой руке, дулом к земле, Колян держал автомат. Позади него в дверном проеме появились фигуры его подручных. Они бесшумно проскользнули в зал и заняли позиции таким образом, чтобы держать под прицелом всех, ктo сидел за столиками, а также вход. Рекс устроился на месте бармена и со стуком установил на стойке бара сошки ручного пулемета.