Гнев
Шрифт:
Думать пришлось быстро.
— Ты ведь просил сделать так, чтобы у нас всегда была возможность связаться с этой девушкой, — парировал я. — Если я обману доверие посредников, никаких контактов больше не будет.
Сай коротко хмыкнул.
— Учти, приятель, посредник ничего не узнает до тех пор, пока не прочтет статью в журнале. Это дает нам еще четыре дня на то, чтобы договориться о встрече. А после того как все всё узнают, будет не важно, что она о тебе думает. Поэтому хватит ходить вокруг да около, приступай к делу.
— Я
Последовало долгое молчание. Сай зажал рукой телефонную трубку, чтобы я не слышал, но я мог себе представить, что он там говорит.
— Хорошо, Пит, подумай. У нас есть несколько часов, мы можем пока предупредить Нью-Йорк, что у нас материал. Тебе, наверное, надо поспать?
— Да.
— Хорошо. Тогда слушай. Нам понадобится еще послесловие, поэтому, я полагаю, придется прислать тебе подмогу. Я договорюсь, чтобы меня посадили на рейс для прессы из Орли. А ты поспи часика три и в семь встречай меня в Ницце, в аэропорту. Договорились?
— Хорошо, конечно.
— Тогда до завтра.
Сай повесил трубку.
Он был прав — я очень устал. Однако ложиться не собирался.
Я собрал вещи, а потом спустился вниз и отыскал ночного консьержа.
— Прошу прощения, — сказал я ему, — мне надо срочно вылетать в Париж. Вы не могли бы узнать, сколько стоил мой последний телефонный разговор, и включить его в счет? Я отлучусь на полчаса. Хорошо бы к моему возвращению счет был готов.
Консьерж начал возражать, объясняя, что единственный человек, который мог бы составить счет, уже спит, однако двадцать пять франков убедили его, что дело не терпит отлагательств. Я оставил консьержа за пультом и поехал на виллу «Суризетт».
Я бы предпочел предварительно позвонить, но боялся, что консьерж запомнит номер. Если не считать фонарей перед входной дверью, света в доме не было. Собака услышала шум подъезжающей машины и начала лаять еще до того, как я позвонил в звонок. Через какое-то время горничная приоткрыла дверь, оставив ее на цепочке.
Месье и мадам уже легли, и она не станет их будить. Я спорил, собака лаяла, и наконец Санже спустился по лестнице.
— Кто там? В чем дело?
— Маас. Мне нужно вас видеть.
Собаку и горничную отпустили. Санже снял цепочку и открыл дверь. На нем был шелковый халат поверх пижамы.
— Уже час ночи, — сказал он, тяжело вздохнув. — Нельзя подождать до утра?
— Нет, дело важное. Важное для вас, не для меня. Можно мне войти?
— Входите.
Он провел меня в гостиную.
— Ваша жена еще не спит? — спросил я.
— Сомневаюсь. У нее был трудный день, — добавил он немного расстроенно. — Она приняла снотворное.
— Тогда, я думаю, вам лучше сварить ей кофе, чтобы она проснулась.
Его глаза сузились.
— Вы хотели встретиться с Люсией — встретились. Она нам потом звонила. Чего еще вам надо?
— Она вам сказала, что я отдал
— Да. Так в чем дело?
— Я старался сдержать обещание, данное вашей жене, но, боюсь, мой редактор не захочет с этим считаться. Ему нужна вся история, целиком.
— И вы ему все рассказали?
— Нет.
— Как так?
— Я отказался. Поэтому я и приехал. Он вылетел из Парижа и будет в Ницце завтра в семь. Другой сотрудник приезжает из Рима. Они направляются прямо в Мужен.
Он начал ходить взад и вперед по комнате.
— Послушайте меня, мсье Санже. Они не знают, что я вышел на Люсию через вашу жену, я сознательно солгал редактору, когда он задал мне этот вопрос. Но он знает про вас и про Патрика Чейза. На то, чтобы получить ваш адрес, у меня ушло двадцать минут. Они, вероятно, справятся за десять.
— Я могу отказаться с ними разговаривать.
— От них не так легко отделаться, как от меня, месье Санже. Если вы не хотите пускать их в дом, вам надо будет позвать на помощь полицию. Я пришел сказать вам, чтобы вы уезжали, пока не поздно.
Ему это показалось подозрительным.
— С чего вдруг? Вам-то какая разница?
— Пытаюсь сдержать обещание. Теоретически я должен встретить редактора в аэропорту в семь, но меня там не будет. Я съезжаю из гостиницы и перебираюсь в Ниццу. Сейчас мне готовят счет.
— Хотите обмануть свою газету? Вас уволят.
— Это было бы неплохо, но я сомневаюсь. По крайней мере сразу меня не уволят. Если они не поговорят с вами лично, то не смогут напечатать ничего, что связывало бы вас с этой историей. Когда у них не получится связаться с вами, они постараются найти меня и надавить на мою профессиональную гордость и здравый смысл.
— У них есть шансы?
— В этом вопросе у меня нет никакой профессиональной гордости, а представления о здравом смысле у нас несколько разнятся. Я буду защищать вас, насколько это будет возможно. Но есть одно условие.
Он вздохнул:
— Я так и думал.
— У меня должна быть возможность связаться с Люсией Бернарди. И напрямую, а не через посредника.
— А, вот вы о чем… — Санже вздохнул с облегчением. — Тогда мне лучше разбудить Адель.
Он уже поднялся, чтобы идти, и вдруг засомневался:
— Я не совсем понимаю, зачем вы это делаете. Только потому, что хотите сдержать обещание? Я, конечно, вам благодарен. Но так ли все просто? Вы отказались от тридцати тысяч долларов и теперь говорите, что у вас нет профессиональной гордости. Похоже, ваша работа вам очень важна, и в то же время вы говорите, что было бы неплохо, если бы вас уволили. Что с вами, Маас? Это ваше прежнее саморазрушение или какая-то новая злость?
Хороший вопрос. Я не знал, как на него ответить.
— Может, и новая, — сказал я. — Когда-нибудь потом мы это обсудим. А сейчас, мне кажется, вам надо торопиться.