Гнезда Химер. Хроники Хугайды
Шрифт:
– Кто были эти люди? – взволнованно спросил я Хэхэльфа. – какие-нибудь хойские цари?
– Ну что ты! – он даже рассмеялся от неожиданности, вызвав неодобрительные взгляды наших спутников бунаба. – Какие там цари! Просто воины ндана-акусы Мага Парма Хой – Долины Середины Острова, к тому же далеко не самые лучшие, если уж их послали охранять самую окраину его владений!
– Простые воины? – опешил я.
– Не простые воины, а воины ндана-акусы Долины Середины Острова, – терпеливо поправил меня Хэхэльф. – Видишь ли, здесь, на Хое, ндана-акуса Долины Середины Острова – второй человек, после Варабайбы. Ну а если вспомнить, что Варабайба – не человек, а бог, то и вовсе первый. Это не значит, что его все слушаются, каждый ндана-акуса –
– Несправедливо получается, – заметил я.
– Ну да, – согласился Хэхэльф. – А справедливо вообще никогда не получается: так уж все устроено. Всегда выясняется, что у кого-то все непременно лучше, чем у других – что тут можно поделать?!
– Это правда, – рассеянно согласился я. И снова обернулся, чтобы напоследок полюбоваться четкими неподвижными силуэтами бунабских воинов, совершенными, как работы старательного скульптора с хорошей классической школой.
Остановились мы еще до заката: ламна-ку-аку Кект изволил капризничать. Он заявил, что хочет свежего мяса, так что его личные слуги быстренько разбили шатер своего господина и засобирались на охоту. Кект немного подумал и внезапно решил, что ему угодно принять личное участие в этом мероприятии. Хэхэльф тут же вызвался составить ему компанию. Они и меня пытались вовлечь в эту авантюру, но я решительно отказался.
– Я отнюдь не вегетарианец, – смущенно сказал я, – и в случае большой нужды вполне способен собственноручно убить свой потенциальный ужин. Но мне трудно получить от этого удовольствие. Одним словом, я не охотник… И вообще мне лень куда-то идти и гоняться по всему лесу за каким-нибудь несчастным, но шустрым зверем, грозно потрясая тяжеленным копьем!
– С этого и надо было начинать! – хмыкнул Хэхэльф. – Лень – это уважительная причина.
– Никто не обидится? – осторожно осведомился я.
– Делать нам больше нечего – обижаться! – великодушно сказал он. – Не хочешь – не надо, тебе же хуже! Не горюй, Ронхул: возможно, мы даже дадим тебе попробовать нашу добычу, если очень попросишь.
– Считай, что я уже начал просить, – благодарно улыбнулся я, с удовольствием вытягиваясь на траве.
Наш новый попутчик, мой подопечный со странным именем Кугайна, тоже не пошел на охоту, да и толстенький жрец остался в лагере: уселся на краю поляны и снова уставился в пустоту отрешенным взором – впрочем, их никто и не приглашал. Думаю, и меня-то позвали исключительно из вежливости: старые друзья, Хэхэльф и Кект, собирались тряхнуть стариной, и им никто не был нужен – разве что рабы, да и то по привычке…
После того, как они отбыли, я тут же потребовал, чтобы нам дали чего-нибудь перекусить – безрезультатно! Я несколько раз повторил приказ и уже начал злиться, и только потом вспомнил, что меня никто не понимает.
– Переведи, пожалуйста, – смущенно попросил я Кугайну.
– Ладно, – с готовностью откликнулся он. Скороговоркой что-то объяснил рабам, они тут же ринулись за припасами.
– Спасибо! – сказал я своему переводчику. – Что бы я без тебя делал?!
– Ничего особенного – просто тебе пришлось бы подняться на ноги и самому взять все, что требуется, – добродушно проворчал он. – Запомни на будущее: когда хочешь слегка перекусить, как мы сейчас, нужно сказать пасику, а если надо плотно пообедать – макха-ракха. А если хочешь серьезно попировать в компании друзей, с оркестром и танцовщицами, тогда – умэ люля.
– Пасику, макха-ракха, умэ люля – послушно повторил я и почувствовал, что действительно запомнил. – Здорово! А если я хочу пить?
– Цнух-цнух, – лаконично перевел он. – А если тебе нужен не просто кувшин с водой, а большой выбор разных напитков, надо сказать: укхра хуна.
– Хорошо… А если я захочу, чтобы развели огонь?
– Это смотря
– Марах – похоже на мараха, – нерешительно сказал я.
– И это не случайно, – рассудительно объяснил он. – Все Мараха сотканы из особого невидимого огня, столь же опасного, как пламя лесного пожара – это сложно объяснить, но поверь мне на слово, так оно и есть!
– Эй, а ты откуда это знаешь, дружище? – опешил я. – Что, ты какой-нибудь великий жрец и путешествуешь инкогнито?
– Не говори ерунду, – буркнул он. – Если бы я был великим жрецом, я бы не бродил пешком по лесу – нашел дурака! Вообще-то я хотел стать жрецом, когда был молодой и даже выдержал первые испытания – еще немного, и стал бы пагасой, а почти любой пагаса рано или поздно становится пагой… Но я вовремя понял, что это дело мне не по душе. А вот кое-чему научиться успел, это правда.
– Да уж, – я озадаченно покачал головой.
– Хочешь еще что-нибудь выучить, пока есть время? – спросил Кугайна. – Пригодится!
Я с энтузиазмом кивнул. Следующие три часа пролетели незаметно, а когда наступила ночь, я знал, что ее имя на бунабском языке – каш. Не могу сказать, что я уже был готов вести продолжительные вдумчивые беседы, но вполне мог прочитать короткую, грамматически неправильную, но вполне внятную лекцию о своих насущных потребностях. Более того, я специально подготовился к встрече с Хэхэльфом. У меня были амбициозные планы: я собирался удивить своего невозмутимого друга и его приятелей заодно.
Они вернулись с охоты довольные, разгоряченные – как деревенские мальчишки, совершившие удачный налет на чужую бахчу. Их добыча – не слишком крупное черное животное, немного похожее на поджарую свинью, бунаба называли его чечубечу – немедленно отправилась на огонь, причем слуги развели новый костер вместо того, чтобы воспользоваться тем, возле которого сидели мы с Кугайной. Очевидно, у них с этим действительно было строго: один огонь – для того, чтобы греться, другой – для приготовления пищи. Лентяй во мне бунтовал против такого роскошества, а поэт – умилялся.
– Угостите голодного демона кусочком убиенного обитателя этого леса? – весело спросил я Хэхэльфа.
– Посмотрим на твое поведение, – в тон мне откликнулся он. – Вообще-то лентяи должны ложиться спать с пустым брюхом…
Именно этого я и ждал.
– Гангэ ундэ алля! – гордо ответствовал я. Эту короткую, но емкую фразу можно было приблизительно перевести как: нет – и не надо, зато я никому ничего не буду должен, впрочем самым удачным переводом была бы сакраментальная фраза знаменитого исландца Греттира Асмундсона: Нет подарка – не надо и отдарка. Я специально попросил Кугайну подобрать мне самый достойный ответ на случай отказа, и мой хитроумный консультант заверил меня, что лучшей реплики, чем гангэ ундэ алля просто быть не может. Мое выступление произвело сногсшибательный эффект, немая сцена была не хуже, чем в финале Ревизора. Распахнувшийся рот Хэхэльфа – это еще что! Вы когда-нибудь видели очень удивленного человека бунабской национальности? Ну так вот: сие зрелище не поддается вербальному описанию. Добавлю только, что удивленных бунаба было много: ламна-ку-аку Кект, его личные рабы, наша доблестная вооруженная охрана и даже сонные хуса, которые уже давно не подавали никаких признаков жизни, разве что вяло похрустывали, пережевывая какую-то снедь из бесчисленных тюков. Немая сцена продолжалась несколько долгих секунд, потом Хэхэльф кое-как победил свою нижнюю челюсть, отвисшую от изумления и набросился на меня с расспросами. У него были две генеральные версии: что я всегда знал бунабский язык и просто морочил ему голову, или же я нажрался кумафэги и выучил язык за один присест.