Гнездо дракона

Сетон Эни

— Господи, мистер, — быстро забормотали они, — мы ничего такого и не хотели…

Николас, не слушая их испуганных извинений, стремительно зашагал по улице, расталкивая всех, кто попадался ему на пути, пока не дошел до закрытой двери в переулке у Мотт-стрит. Там он провел несколько часов, а когда вновь вышел через эту дверь, в его внутреннем кармане лежал маленький клейкий черный шарик, завернутый в рисовую бумагу.

Николас так и не признался себе в том, что это и было истинной причиной его спешного путешествия в Нью-Йорк.

Первый рейс

«Мери Клинтон» оказался успешным, пароход показал хорошую скорость, легко обогнав «Северного оленя», который в этот день был его единственным соперником. Так легко, что никакого состязания по большому счету и не было. Николас был глубоко разочарован. Джефф мог бы решить, что для Ван Рина опасность была таким же сильным возбуждающим средством, как и наркотик. Случись на реке отчаянная, заставляющая биться сильнее сердце, гонка, и выйди из нее «Мери Клинтон» победительницей — а победа была бы за ней, — тогда удовольствие от всего этого сделало бы менее необходимым развлечение, даруемое черным шариком в кармане Николаса.

Когда Николас в самом дурном настроении сошел с парохода на пристань Драгонвика, его расшатанные нервы уже требовали опиума, в котором он так долго себе отказывал.

И вот тут он и обнаружил, что Миранды нет дома.

Николас поднялся по винтовой лестнице в башню, положил шарик в серебряную коробочку, но не стал там долго задерживаться. Он спустился вниз и послал за Пегги.

Маленькая горничная была перепугана, но сцепив зубы упрямо молчала. Она не знает, куда уехала хозяйка — может быть, поехала в гости к кому-нибудь из соседей. Нет, она не знает, к кому. Нет, раньше миссис никуда не уезжала, но должно быть, она устала все время сидеть дома.

— Нет, хозяин, я не знаю, где она.

И это чистейшая правда, думала Пегги. Я действительно не знаю, где она или что заставило ее помчаться отсюда как от огня, но я бы могла догадаться, если бы хотела. Она попала в беду и побежала к молодому доктору, но не допустят святые, чтобы он догадался об этом, ведь домой он вернулся в отвратительном настроении.

Она захромала прочь, подальше от этих ужасных глаз, и расположилась у окна на верхнем этаже в слабой надежде предупредить Миранду, как только коляска появится из-за поворота дороги.

Но когда ровно в семь Миранда вернулась, она не увидела встревоженного лица Пегги и ее отчаянных предупредительных знаков. Она увидела своего мужа, который с непокрытой головой ожидал ее у парадных дверей. При виде человека, которого, как она полагала, она больше никогда не увидит, Миранда на мгновение ощутила приступ мучительного страха, но потом тут же взяла себя в руки.

— Хорошо ли вы прокатились, любовь моя? — спросил Николас, предлагая ей руку, когда лакей открыл дверцу коляски.

— Нет, — ответила она, сделав вид, что не заметила его руки и прошла мимо него в дом. Она повернулась к лестнице, но Николас быстрым, кошачьим движением встал перед ней, загораживая дорогу.

— Вы странно встречаете мужа, которого

вы не видели три дня, — мягко произнес он.

Мягкость, которая скрывала непередаваемую жестокость. Страстный огонь в этих глазах. Эти глаза не упустили ни одной детали ее внешности. Ее руки все еще были покрыты чердачной пылью точно так же, как и маленький фартук, который она забыла снять, когда сломя голову помчалась к Джеффу. Вечерний ветер и торопливо надетый капюшон растрепали ее прическу. Волосы рассыпались по плечам, а одна из накладных кос соскользнула прочь.

— Да, — подтвердила она. — Я не слишком хорошо выгляжу. Будьте добры, пропустите меня в мою комнату, Николас.

— С радостью, моя любимая. И я пойду с вами. Вы меня сегодня поразили. Я даже и не знал, что вы способны так меня удивить.

Он отошел в сторону, и она, не отвечая, стала подниматься по лестнице.

Как хорошо она знала эту игру в кошки-мышки, которой он всегда наслаждался! Позволить ей немного ускользнуть из его власти, чтобы потом неожиданно наброситься вновь. Он с успехом использовал свой сарказм, холод, сдержанный гнев, даже страсть, зная покорность ее тела, переходящую в покорность души, потому что она любила его.

Любовь? — подумала она с неожиданным отвращением. Была ли здесь любовь? Может ли любовь выжить при постоянном страхе?

Вместе они вошли в темную спальню. Николас подбросил полено в слабое пламя в очаге. Зажег свечи. Он сел в кресло у камина и наблюдал, как она наливает в таз воду, моет лицо и руки. Она быстро причесалась и поправила платье. Затем заменила брошь с ониксом и жемчужиной, скрепляющую воротничок ее платья, на свою старую, привезенную из дома.

— Вы не хотите переодеться? — спросил Николас. — Я хотел бы видеть вас в чем-то более элегантном. Зачем вы надели эту ужасную брошь? Возьмите что-нибудь из ваших драгоценностей.

— Нет, — решительно ответила она, вставая из-за туалетного столика и подходя к камину. — У меня нет прав ни на какие драгоценности, кроме этой.

Николас удивленно уставился на жену. Она стояла в нескольких шагах от него в темном утреннем платье, протянув озябшие руки к огню.

— Где вы сегодня были, Миранда? Если не хотите говорить, мне скажет кучер.

— Я и не собираюсь вам лгать. Я ездила в Гудзон, повидаться с доктором Тернером.

Она почувствовала его резкое движение и, повернув голову, заметила на его лице недоверчивую радость.

— Нет, Николас, — с горечью произнесла она. — Это совсем не то. Я никогда не подарю вам другого ребенка. Как и Джоанна.

При этом имени комната, казалось, заполнилась звенящей тишиной. Не было слышно ни звука, кроме потрескивания поленьев в камине.

— К чему вы говорите это? — он встал и теперь стоял рядом с ней.

Она судорожно схватилась за каминную полку. Не надо, испуганно твердил внутренний голос. Не говори ему. Может быть, ты ошибаешься. Может быть, Джефф не прав. Ты не можешь быть в этом уверена. Это твой муж в радости и горе…