Гнездо ласточки
Шрифт:
Записать бы эту мелодию, зафиксировать. Но под рукой нет ничего.
«Да и не надо… – лениво, растворясь в природе, подумала Кира. – Я же все равно запомню, запишу потом! Как всегда было…»
– Кира! – чей-то шепот неподалеку.
– А? – Кира вздрогнула, повернулась на голос. Впереди, за деревьями, стоял отец, почти сливаясь с окружающим фоном – благодаря своей защитной форме. С ружьем за спиной.
– Иди сюда.
Кира поднялась, машинально отряхнула травинки с джинсов и – пошла.
– Папа… А как
– Ничего. Без меня обойдутся. Мало я, что ли, этих кабанов настрелял… – с усмешкой, словно стесняясь, ответил тот. – Ты вроде как спала, что ли? Сидела с закрытыми глазами.
– Я не спала. Я музыку сочиняла.
– Вот оно как… – смущенно произнес отец. – Выходит, я помешал. Сбил у тебя вдохновение.
Они брели по лесной тропинке, довольно широкой, рядом. Мелькали в траве ягодки спелой земляники, точно капли крови.
Отец наклонился, сорвал. Протянул Кире гроздь, щедро посыпанную ягодами.
– Спасибо, папа.
– Кира, ты… Ох ты. Прямо даже не знаю. Кира, я знаю – я не самым хорошим отцом был… – вздохнул отец.
Сердце у Киры сжалось, потом забилось сильнее. Оказалось, она ждала этих слов, этого признания (по сути, раскаяния) от отца всю свою жизнь.
И вот он говорит эти слова.
Она улыбнулась, положила в рот ягоду – сладкую, пахнущую лесом. А глаза защипало от близких слез.
– Красиво у нас тут, да, Кира? – бодро произнес отец, словно сам стесняясь этого момента.
– Очень, – прошептала она.
Рядом с отцом она ничего уже не боялась, ни о чем не беспокоилась. Просто шла и шла.
Становилось теплее – утро набирало силу, солнце поднималось все выше. И это тепло – ласкало, утешало. Как объятия кого-то родного, любимого.
– Туман?.. – прошептала Кира. В самом деле – откуда-то из чащи, поверх травы, словно ручейки разбегались струи белого тумана.
– Это плохо, – пробормотал отец. – Во время тумана гусей поджидать хорошо, они охотника не замечают. А вот когда на кабана идешь, туман – это не есть гут.
Деревья вдруг расступились, впереди оказалось открытое пространство. Неподалеку журчала, вернее, мощно шумела, большая вода.
– Ой, до реки дошли, надо же! – удивилась Кира. Побежала вперед, осторожно заглянула вниз. А там (метров десять-пятнадцать обрывистый берег) стремительно бежала река Светлая (в честь которой, собственно, и был назван город).
Вид оказался настолько великолепным, что Кира потянулась к нагрудному карману – хотела сфотографировать это зрелище. Но телефона не обнаружила.
Телефон остался в куртке. В домике, на базе.
«Жалко…» – разочарованно подумала Кира. Мягкий край обрыва крошился под ее ногами. Именно в этот момент она решила отступить назад.
Обернулась и, еще в повороте, увидела – отец, метрах в двадцати от нее, стоял, держа ружье на изготовку, целясь прямо ей, Кире, в лицо. Над головой отца
Треск ружья, вспышка – вот что услышала молодая женщина. Но еще до того – пласт земли на краю обрыва под ней сдвинулся, одна нога поехала в сторону.
И в этот самый момент, через долю секунды после выстрела – острая боль в шее… Словно серпом полоснуло.
«Отец меня что, убить хочет?!» – падая спиной в воду с высокого обрыва, еще успела подумать Кира.
Но в следующее мгновение сознание покинуло девушку, и темные воды сомкнулись над ее головой.
Оля с Гелей возились в саду, под навесом, готовили стол к возвращению охотников. Вечером соберутся все отмечать официальный день рождения брата.
И Виктор тоже вернется, довольный и счастливый. Расцелует ее, Лиду, и будет хвастаться своими успехами на охоте… Охотник Виктор, кстати, никудышный. Наверное, мужа увлекает сам процесс, а не результат. Ну и ладно, пусть бегает по лесам, если ему так нравится… – машинально улыбнулась Лида.
Надо было выйти из комнаты, присоединиться к Оле, помочь ей, но Лида почему-то не могла даже с места двинуться.
Вот как Оле не противно стараться для мужа, для Игоря то есть? Ведь тот бьет ее и Гелю в придачу. Терпеть столько лет издевательства – ради чего? Если бы над Лидой кто так издевался, она бы давно сбежала.
Она же, Лида, в свое время сбежала от Брагина! (А ведь говорят, Брагин образцовый семьянин и не обижает свою жену и дочь, а те, в свою очередь, обожают его. Счастливая семья!)
Но он пытался когда-то заставить Лиду любить себя… А ее – нельзя заставлять. Она своенравная и обидчивая. Злопамятная и упрямая. Свободолюбивая. Потому и выбрала себе в мужья Виктора, человека душевного и легкого.
…Однажды, лет десять назад, они с Виктором отдыхали на море, где-то в Крыму. Дикарями. Весело! Одна из соседок по отдыху открыто завидовала Лиде – какой той муж достался положительный. Красивый, непьющий, правильный и сознательный. И Лида сдуру зачем-то рассказала этой тетке, что живут они с мужем практически как брат с сестрой. Интимная близость раз в месяц, а то и в три.
«Деточка, да разве ж это главное?! – всплеснула руками соседка. – Ерунда какая. Лучше представьте, какое вас ждет в старости счастье. Муж будет о вас заботиться, не уйдет, словно козлина, к молоденькой… Добрый, душевный!»
– Хорош для смерти, а не для жизни, – лежа на деревянной скамье, вслух заметила Лида. – Хорош в горести, но не в радости. В болезни, но не в здравии.
«Эти» сны – стыдные, гадкие (помимо кошмаров с участием Брагина) – тоже часто ей снились. Просыпалась, пыталась растормошить мужа. Первое время получалось, а потом уж самой не захотелось требовать своего, положенного.