Гниль
Шрифт:
Он попытался оценить ситуацию, и понял, что дело обернулось скверно. Там, где он находился, пули тревожно звенели вокруг, цепляя камень, но не могли серьезно повредить ему. Несколько массивных плоских булыжников и тела людей из отряда Мвези прикрывали его от гибельного огня. Но если он попытается выбраться отсюда… Лалин был прав, когда сравнил тоннель с макарониной. Очень длинный, очень прямой, и ни малейшего укрытия на всем протяжении. На маскировку уповать нечего — у людей есть визоры, которые видели Маана почти так же ясно, как днем, полностью нивелируя преимущества его органов чувств. В узком тоннеле его спина будет превосходной мишенью, по которой они не промахнутся при всем желании. За то время, что понадобится ему для преодоления всей длины, они всадят
Пытаться сократить дистанцию было бы еще большим безумием, ему не преодолеть и половины ее. То же самое, что самому соваться в пасть. Значит, матовая ситуация, которую он не может выправить при всем желании. Остается лишь лежать, как раненое животное, и ожидать своей участи.
Отряд Лалина не прекращал стрельбу, ведя беспокоящий одиночный огонь — сейчас не было нужды опустошать магазины. Маану показалось, что звуки выстрелов стали ближе. Этого не могло быть — он сам слышал, что Геалах приказал Лалину держать дистанцию. Но, прислушавшись, он и в самом деле ощутил, что положение стрелков изменилось. Они стали ближе. Лалин нарушил инструкции? Возможно ли это?
Спустя минуту сомнений у Маана не осталось — они действительно приближались. Вот уже они вступили в зону, на которую распространялось его чутье Гнильца, и он ощутил яркую ауру Лалина, искрящуюся нетерпением и злостью. Лалин рвался в бой, и едва сдерживал себя, как беснующийся на привязи пес с оскаленными зубами. Они слишком долго ждал этого и теперь, оказавшись лицом к лицу с Гнильцом, не мог унять завладевшего им возбуждения. Слишком молодой, слишком горячий. Раньше он никогда не нарушал приказов.
Но сейчас, видимо, был особенный случай. Лалин рвался в бой, и даже приказ Геалаха не мог удержать его на месте. Может, он спешил отомстить за Тай-йина, Хольда и Мвези, а может, им сейчас управляла лишь безотчетная ненависть.
«Давай, — мысленно подбодрил он Лалина, — Иди сюда. Выпусти мне кишки, как ты мечтаешь. Я тут, я никуда не денусь. Приди за мной, Лалин».
Они приближались, Маан отсчитывал каждый пройденный ими метр. Еще чуть ближе. Еще. Через пятнадцать метров они подойдут вплотную, и тогда даже эти булыжники перестанут быть для него хоть какой-то защитой. В эфир Лалин ничего не говорил. И понятно — открытое неподчинение приказам старшего инспектора при проведении боевой операции могло обернуться для него не увольнением со службы, а чем-то куда более серьезным. До деклассирования включительно. «Мальчишка, — подумал Маан, — Правильно я никогда не ставил тебя на ответственные роли, пускал по дублирующему маршруту. Но пусть теперь это будет проблемой Геалаха, а не моей».
Интересно, как Лалин потом оправдается. Возможно, он уповает лишь на то, что победителя не судят. Если так, его ждет крупное разочарование — Мунн, несомненно, предпочел бы живого Маана мертвому. Но сейчас у него есть более важная забота, чем рассуждать о том, какую выволочку получит от начальства его недавний подчиненный.
Если он останется здесь, то погибнет. Если он бросится бежать, то погибнет. Если попытается напасть, тоже погибнет. Приближение Лалина лишь уменьшало срок пытки ожиданием. Четыре автомата, бьющие в упор — это не та вещь, которая оставляет надежду выжить, будь ты хоть самым хитрым, ловким и сильным Гнильцом на планете.
Но если ты в придачу к этому еще немножко человек… Если бы у Маана осталось что-то, напоминающее человеческое лицо, он бы улыбнулся.
Мвези по-прежнему лежал рядом, мертвый он выглядел даже более толстым, чем при жизни. Выражение непонятной обиды так и осталось на его лице. Но сейчас Маана интересовало нечто другое. Вытянув, насколько возможно, лапу, он зацепил предмет, валяющийся под ногами мертвеца, и осторожно потянул к себе. Сталь тревожно зашипела, касаясь неровного камня. Идея была слишком поспешной чтобы оказаться удачной, но иных сейчас в его распоряжении не было. А значит, ему придется попробовать.
Сперва Маан подумал, что из этого ничего
— Он за тем камнем, — услышал Маан голос одного из Кулаков. Пока он возился с непривычным его новым рукам устройством, они подошли совсем близко. Теперь их разделяло едва ли пять метров, и только вжавшись, насколько это возможно, в землю, Маан мог избежать выстрелов.
— Вижу, — подтвердил Лалин, — Берем на счет «три». Я прикрываю, вы обходите. Стрелять в грудь. Добивать без команды.
Должно быть, Лалин предусмотрительно отключил рацию — из эфира не донесся голос Геалаха, требовавший выполнять отданный им приказ. Но Маан на это и не надеялся. Он надеялся на нечто другое. Но все же он успел мысленно усмехнуться, услышав эти слова — как бы ни был горяч Лалин, как бы ни кипела в нем кровь, сам лезть Гнильцу в зубы он не спешил, предпочитая посылать вперед Кулаков. Расходное мясо.
— Раз.
Маан закончил свои приготовления. Удерживать сталь в нужном положении было трудно, ему пришлось использовать для этого обе лапы.
— Два.
Маан сосредоточился. Сейчас от него потребуется вся возможная скорость. Тело все еще ныло, оно не успело затянуть и половины своих ран, и любое напряжение отзывалось болью. Но ему придется вытерпеть и не такое, если он твердо решил выжить.
Его еще ждет Геалах.
— Три!
Они действовали слаженно, четко, быстро. Должно быть, не раз отрабатывали эти элементы на тренажерах, добиваясь идеальной синхронности. Сразу двое Кулаков появилось справа от камня, за которым укрывался Маан. Они скользили, как ожившие тени, текли в воздухе, и казалось даже странным, как обычный человек может двигаться столь грациозно. Фонарей они не использовали, вместо них на лицах были непрозрачные линзы визоров, делавшие их лица похожими на стрекозиные. Они знали, где он, им не потребовалось тратить время для того чтобы навести автоматы. И по тому, как они на мгновенье застыли, прервав свое стремительное парящее движение, Маан понял, что сейчас услышит выстрелы.
Но они не успели выстрелить. Потому что рядом с ними вдруг что-то оглушительно грохнуло, породив широкую разлапистую оранжевую вспышку, которая бросила на каменные стены причудливые изорванные тени.
Сам ослепленный этой вспышкой, Маан не сразу смог восстановить зрение. Но когда он увидел все в привычном цвете, с Кулаками произошла заметная перемена. Они все еще застыли двумя неподвижными тенями, но теперь в этой неподвижности появилось что-то особое, уже не напоминавшее момент напряжения хищника перед решающим броском. И сами они изменились. Черные бронежилеты, прежде матовые и кажущиеся гладкими на ощупь, были усеяны десятками уродливых неровных царапин и вмятин — точно их исполосовала огромная кошачья лапа, вооруженная невероятно прочными когтями. Бронежилеты выдержали этот удар. Не выдержали тела за ними. Там, где их не прикрывали черные пластины, зияли огромные прорехи, в которых лопнула ткань и то, что находилось под ней. Невидимые когти нашли свою цель — они выпотрошили не прикрытые броней шеи, разбили линзы глаз, превратили лица в неровные куски кровоточащего мяса с редкими жемчужными осколками зубов. У правого Кулака оказалась, к тому же, оборвана рука, болтающаяся лишь на остатках форменного рукава. Пахло паленым — паленой тканью и паленым мясом. Маану показалось, что он видит исходящий от людей дым. «Значит, все-таки картечь, — подумал он, — Предусмотрительно со стороны Мвези». Кулаки умерли еще до того, как их искромсанные тела упали на землю с негромким влажным чавканьем. Картечь на близкой дистанции — страшное оружие. Ее силы было недостаточно чтобы пробить бронежилеты, но сноп огня и стали, обрушившийся на Кулаков в упор, и без того нашел их уязвимые места.