Гниль
Шрифт:
На лице Мунна появилось сомнение. Или что-то, что было похоже на сомнение — подобного выражения Маан не видел ни разу за все время, что служил в Контроле.
— Это глупость, ты просто хочешь затянуть время и…
— Страх. Вы чувствуете его сейчас, Мунн?.. Это особенный страх, страх не оправдать своих надежд. Оказаться неправым. Типично человеческая черта.
— Черт с вами…
Мунн не отпуская пистолета запустил свободную руку в карман и вытащил миниатюрный войс-аппарат. Номер, который он набрал, был очень коротким.
— Мунн. Два, тринадцать, сорок четыре, семнадцать, три, вереск, — отрывисто сказал он в трубку, не спуская глаз с Маана, — Соединить с четвертым сектором. Да. Прием. Это Мунн. Доложить о текущем состоянии четвертого. Да, включая все подуровни.
Трубка начала что-то говорить, но Маан
Оно менялось. Сперва застыло, как восковая маска, отчего губы показались еще более тонкими и морщинистыми, чем обычно. Потом нижняя челюсть едва заметно задрожала. Мунн смотрел в пустоту перед собой и казался бездушной куклой со стеклянными пуговицами вместо глаз. Если бы Маан сейчас вытащил из его руки пистолет, он мог бы даже не заметить этого.
— Повторите… — пробормотал Мунн, дряхлея и рассыпаясь на глазах, — Повто… Нет. Не могли упасть! Проверьте третий раз! Я… Черт возьми, как… Почему мне не… О Господи. Нет. Нет. Какой-то вздор. Что?.. — трубка продолжала звенеть растерянными голосами, и по омертвевшему взгляду Мунна, бессмысленно бегающему из стороны в сторону, Маан понял, что трубка спрашивала, что делать, — Я… Объявите ситуацию четыре-восемь. Полный карантин. Отключить третий уровень. Совсем. И… Не знаю. Да, черт возьми. Сделайте это. А впрочем… Плевать. Ждите меня. Отбой.
Когда он выключил войс-аппарат, то казался постаревшим сразу лет на десять. Затуманенный взгляд на сразу сфокусировался на Маане. Он больше не был ясным и чистым, пронзающим насквозь, его затуманила растерянная старческая пелена. Точно они покрылись коркой толстого полупрозрачного льда.
— В лаборатории что-то страшное, — сказал он очень тихо, — Какая-то эпидемия… Мы потеряли восемьдесят четыре процента Гнильцов. Они умирают, — он вдруг поднял взгляд на Маана, и тот даже вздрогнул, встретив его, — Умирают, Маан. Жизненные показатели падают. Никаких внешних проявлений. Как будто…
— Как будто кто-то выключает их, — подсказал Маан, — Нет, я не знал, что все произойдет так. Но ничуть не удивлен. Гниль — аккуратный исследователь, и еще она чистюля. Она умеет прибирать за собой остатки своих опытов. Не думаю, что умрут все. Только те, разум которых уже поврежден. Остальные, скорее всего, вернутся к нормальному существованию. Как я.
— Невозможно. Это ошибка.
— У Гнили нет ошибок. Ваши лабораторные препараты пропали, Мунн. Впрочем, не переживайте так. В конце концов это ведь не самое страшное.
— Не самое… — голос Мунна треснул, — Это плоды многолетних экспериментов! Это наша биологическая база! Это…
— Подумайте о другом, — вкрадчиво сказал Маан, вертя между пальцев ставшую теплой капсулу, — Закончилась не только Гниль. Закончились вы, господин Мунн. Кто вы теперь, вы и ваш Контроль, самая могущественная частная армия на планете, свора натасканных псов?.. Вы — тлен. Вы — лабораторное оборудование, в котором больше нет нужды. Вы были лишь реакцией на Гниль, но теперь ее нет. Да, Мунн, Гниль больше не вернется. Конечно, у меня не было возможности понять ее замыслы — они слишком необъятны для такой блохи, как я, но это я почувствовал точно — на Луне ей больше делать нечего. Кем останетесь вы? Охотником в пустыне? Вы столько лет строили Контроль, свою маленькую крепость, ставшую частью самой Луны, но в один момент она стала лишней, бесполезной. Гниль была источником вашего могущества, она питала вас и ваши силы, давала цель и смысл существованию. Теперь ее нет, и вы с вашим Санитарным Контролем остались одним огромным и бесполезным механизмом, который обречен медленно ржаветь и разваливаться. Вы думали, у вас есть власть? У вас ее станет, и даже быстрее, чем вы думаете.
Лицо Мунна побагровело, как от удушья, ноздри раздулись, на скулах выступили желваки, желтоватые и твердые, как камни. Мунн тяжело дышал, уставившись на него, но Маан уже не мог остановиться.
— Люди очень быстро поймут, что Контроль бесполезен и беспомощен. И он исчезнет, так быстро, что через год уже никто не сможет вспомнить, был ли он. Его просто поглотят. Луна не терпит дармоедов и расточительства, вы же знаете это? И если вы думаете, что сможете уберечь хоть каплю своего могущества, то вы ошибаетесь. У вас нет союзников, Мунн, люди,
— Ты… ошибаешься, Маан, — процедил Мунн сквозь плотно сжатые зубы. Пистолет в его руке ходил ходуном, на лбу выступили росинки пота, — Я… сорок лет… Они никогда… Сам господин президент… Ложь, это все ложь, я не знаю, как ты…
Он больше не был всесильным Мунном, сжимающим в могущественных острых пальцах всю Луну. Это был напуганный, трясущийся от страха и предчувствия старик, жалкий, осунувшийся, дрожащий.
— Вы сделали меня объектом эксперимента, а погубили сами себя. Не правда ли, в этом есть определенная ирония? Впрочем, вы, кажется, сейчас не в том состоянии чтобы оценить всю ее прелесть. Можете подумать о другом, — Маан приблизился к нему на шаг и старик отскочил в сторону, точно к нему приблизился призрак, — Вы проиграли. Вы считали себя противником Гнили и бились с нею, сделав эту битву частью своей жизни. Стержнем, основной. Черт возьми, вся ваша жизнь представляла из собой войну. Вы верили в то, что одолеете ее, и это тщеславие постоянно двигало вас вперед, разве не так? Ради тени этой победы вы готовы были бросить на алтарь многие жизни, включая тех, кто был вам предан. Вы знали, что ваше могущество держится на Гнили, но вы ненавидели ее так сильно, как вообще может ненавидеть человек. Она была вашим личным врагом. О да, вы фанатик почище Геалаха. Вы надеялись дожить до того момента, когда сможете повергнуть ее в последней битве. Как древний рыцарь, отчаянно преследующий парящего где-то под облаками дракона, ищущий схватки и лишившийся разума в ожидании ее. А сегодня вы проиграли, Мунн. И, что самое обидное, противник не поверг вас. Это было бы слишком просто. Он оказался настолько сильнее и могущественнее вас, что попросту не обратил на вас внимания и ушел. Вы микроб для него, Мунн. Вас даже не заметили, вас и ваше воинство. Дракон улетел, не удостоив вас даже взглядом. И теперь ваши доспехи рассыпаются, охваченные ржавчиной, а под ними — не рыцарь, а беспомощный слабый старик. Мне даже жаль вас, несмотря на то, что вы причинили лично мне и моей семье. Вы не хотели никому зла — в вашем представлении. Вы делали единственно то, на что были способны. Шли к цели. И не ваша вина в том, что этой цели больше нет, а вы оказались куском бесполезного хлама, выброшенного на обочину. Зато я достался вам, Мунн, я целиком и полностью ваш. Собственность Контроля. Ваш главный приз. Можете разрезать меня заживо на тысячу кусков — от этого уже не будет никакого толку. Ну так берите меня, вот я. Охота закончена. Чувствуете победу?..
Мунн рухнул в кресло. Его лицо пошло пятнами и исказилось в какой-то жуткой судорожной гримасе — как будто мимические мышцы, утратив контроль со стороны мозга, начали хаотично сокращаться, образовав какое-то подобие звериного оскала. Взгляд Мунна был страшен — горящий ледяным белым огнем, недвижимый, мертвый, он бесцельно блуждал, проходя сквозь Маана.
— Бесс! — Маан повернулся к дочери, — Эй, малыш. Послушай.
Наверно, она ничего не слышала из того, что было сказано. Страх парализовал ее, лишив сил. Маан заглянул в ее лицо и увидел лишь мертвенную снежную равнину с двумя бездонными провалами. Совершенно не детское лицо. Это выглядело жутко, но Маан чувствовал, что Бесс ощущает его присутствие.
— Слушай, у нас есть минутка… Я просто хотел сказать… Знаешь, у нас с тобой всегда было как-то сложно. Я всегда был дураком. И закончилось глупо. Я хотел сказать, что мне жаль маму. Я не хотел этого. Так получилось. Я… всего лишь человек. Глупый, слабый, бесконечно самоуверенный. Не вспоминай меня. Я знаю, что тебе будет это неприятно. Пусть так и будет. Это ничего, это… Хватит с меня. Скорее всего, мы больше не увидимся. Сейчас я просто усну и дядя Мунн заберет меня к себе. И я буду слишком занят чтобы приходить к тебе. Да ты, думаю, и не захочешь этого. Ерунда все это, пустое, глупости…