Гнилое яблоко
Шрифт:
В груди возникла и росла паника, стремясь выплеснуться наружу через горло. «Стоп, – шепнуло в моей голове. – Разве не чего-то подобного ты ожидал? Помнишь это предчувствие, что, если Миико уйдет, ты никогда больше его не увидишь? В соседний двор не уходят навсегда, если только соседи не маньяки». Похоже, до этого момента я воспринимал происходящее как игру, что-то несерьезное, вроде «если мы уходим навсегда, это навсегда не продлится больше недели».
Я снова споткнулся и замер, ожидая, что Отум выдаст что-нибудь
В молчании мы добрались до шоссе, пролегающего мимо города. На подсвеченном указателе краснело число 128.
– Мы идем верно? – робко спросил Миико.
– Негде еще было заблудиться, – буркнул Отум.
Вдоль 128-го шоссе тянулись ряды синих фонарей. Лицо Отума окрасилось голубым, когда он встал под фонарь («Как мертвец», – мелькнуло у меня в голове). Это блуждание в потемках все еще напоминало мне скверный сон. К тому времени шли мы уже часа три, и я начал уставать, тем более что стояла глубокая ночь.
В лице Отума проступало какое-то беспокойство. Может, поэтому Миико спросил, не заблудились ли мы.
– Тут вроде должна быть забегаловка поблизости? – спросил Отум.
Как будто мы могли знать, что здесь поблизости.
– Что, уже оголодал? – спросил я.
– Тебе и вторую бровь разбить? – поинтересовался Отум.
Я предпочел промолчать. На данный момент.
– Чего встали? К рассвету мы должны быть как можно дальше отсюда.
– Ты должен быть как можно дальше отсюда, Отум, – напомнил я, быстро забыв о своем решении сохранять благоразумие. Мне настолько нравилось раздражать этого мудака, что я даже готов был рискнуть своей физиономией.
Отум сплюнул на асфальт.
– Допустим. Но ты вроде как со мной. Или нет? Тогда мотай отсюда. Ну же. Мотай отсюда.
Он проколупывал меня взглядом, пока его внимание не отвлекла приближающаяся машина.
– На обочину, живо, – скомандовал Отум и первым отступил в тень придорожных кустов. Мы с Миико неохотно последовали за ним.
– Что же ты сделал, Отум? – шепотом спросил я. – Убил кого-то?
– Не твое дело.
Я попытался поймать взгляд Миико, но он упорно смотрел в другую сторону.
Машина пронеслась мимо. Это была обычная легковая машина, довольно-таки старая («Не полицейская», – желчно отметил я про себя). Мы выбрались на шоссе.
– Мы будем прятаться от каждой развалюхи по встречке? – уточнил я.
– А у тебя есть какие-то возражения? – злобно напустился на меня Отум.
– Нет, – быстро ответил я. – Нет.
– Эфил, ты можешь помолчать? – вставил вдруг Миико, и по его лицу пробежала первая капля дождя.
«Здорово», – подумал я, но вслух ничего не сказал.
Асфальт намок
«Едва ли что-то хорошее может начинаться вот так, – мелькнула у меня мысль. – Не будет ничего странного, если через неделю мы все будем мертвы».
Миико зевал, что было заразно, и я зевал тоже. Отума усталость не брала. Он шел быстро, глядя вперед и сжимая губы. Мне не хотелось признаваться себе в этом, но именно присутствие Отума не позволяло мне вернуться домой. Отум не держал меня словами или действиями, он держал меня своим презрением. Да, он будет презирать меня, если я просто развернусь и побегу обратно. Что хуже, научит Мико презирать меня.
И эти мысли заставили меня подчиниться совету Миико и закусить язык.
Когда вдалеке показалась высвеченная рыжим фонарем стена забегаловки для дальнобойщиков, мы были мокрые, как канализационные крысы, и злее любой крысы в тысячу раз. Времени было чуть больше пяти утра, едва начинало светать, но подобные заведения открываются очень рано – к счастью для нас, продрогших до костей.
Мы вошли. За белым прилавком, чья поверхность пожелтела от времени и сотни пролитых на нее чашек кофе, никого не было.
– Эй, – крикнул Отум, – выйдет кто?
Мы стояли и ждали. Наконец послышался шум за перегородкой, отделяющей служебные помещения от прилавка. Появился толстяк в белой мятой майке и синих трусах. Вид у него был заспанный, на рыхлой щеке отпечатались складки подушки.
– Чего орете? – осведомился он.
Отум взял с прилавка меню и полистал его с безразличным видом.
– Щас вот, – сказал толстяк. – Вот всех подыму ради тройки таких сопляков.
Отум отреагировал невозмутимо. Он вышел на улицу и посмотрел на вывеску.
– На вывеске написано, что вы открыты с пяти утра, – вернувшись, сообщил он. – На часах, висящих на стене позади вас, 5:15. Сопоставьте данные.
– Щас, – повторил толстяк. – Был бы кто позначительнее, мы бы открылись в пять утра. Но для вас выбор только между ждать и валить отсюда. Денег у вас все равно десять ровенов на троих.
– Сколько ждать? – уточнил Отум неожиданно спокойно.
– До семи.
– До шести, – гипервежливым тоном поправил Отум.
– Слушай меня… – начал толстяк, наваливаясь на прилавок.
– До шести, – повторил Отум с внятной угрозой, и я услышал в его голосе хорошо знакомое «здесь все мое, а ваше – только обязанность мне подчиняться».
Толстяк запыхтел. У него тоже были представления о гордости. Он хотел что-то возразить, но передумал, глянув в непроницаемое лицо Отума. Только сказал:
– Ладно, – и удалился, тяжело ступая.
Мы увидели, что его растянутые трусы порваны на заднице, и ткань свисает клинышком.
– Жирный мешок с дерьмом, – не приглушая голоса, прокомментировал Отум.