Гниющие во тьме

Эмили Редлер

Она хмыкнула в ответ, демонстрируя недовольство и продолжая шуршать ворохом вещей. Неужели решила промолчать?

– Тебя убить мало. – Что-то тяжёлое упало мне в ноги, придавив одеяло. – Кто разрешил тебе трогать мои вещи и тем более их портить?

Всё-таки заметила. Удивительно, что она не закатила истерику сразу, ведь я не пыталась скрыть улики.

– Неделя прошла. Ты только сейчас мне высказываешь?

– Тебя в комнате не застанешь – пропадала всё неделю. – Что-то ещё упало мне на живот, оставив неприятные ощущения. Открыв глаза, замечаю пару туфель.

– Ты хочешь,

чтобы я и их выкинула?

– Босиком собираешься идти? – Приглядевшись, узнаю пару отложенную для бала. Бросив злобный взгляд на Кристалл, замечаю в руках своё платье. Соскакиваю на ноги быстрее, чем должна была, демонстрируя взволнованность. Я не могу остаться без наряда перед церемонией. Если явлюсь в обычной одежде, то меня не допустят и мой рейтинг полетит вниз. Нужно было слушать Герета и достать запасное.

– Как там говорят? Месть – блюдо подающиеся холодным?

– Не смей или я располосую твоё милое личико так, что ни одна тряпка его не спасёт.

– До бала ты меня не тронешь, иначе вылетишь с треском. И лицо маленькая плата, чтобы спустить тебя с твоего высокомерного трона. Как ты будешь себя вести, когда окажешься на грани вылета?

– Мне тогда нечего будет терять, а твоя смерть удовлетворит мою ярость.

– И мне нечего. Умру я от твоих рук или от рук родителей, какая разница? Только напоследок успею увидеть, как ты падёшь.

Противно оказаться в ловушке без возможности переиграть ходы. Ещё противнее, когда сопернику нечего терять. Она смотрит на меня прожигающее, испытывая нервы на прочность, на лице нет тени сомнения. В этот момент она не похожа на дурочку Кэрол, что трясётся из-за тряпок, не похожа на девочку, которую соседка вышвырнула из комнаты. Теперь вижу, что она искусно претворялась забитой, чтобы академия не вынудила её развивать свои таланты и не сделала рабом системы.

– Ты не боишься, что я тебя сдам?

На лице отразилось замешательство, она сделала неуверенный шаг назад.

– О чём ты?

– О том, как ты притворяешься слабачкой и не хочешь показать наставнику потенциал. – Вижу, как глаза расширяются, руки опускаются, но продолжают сжимать платье. – Кажется, на втором курсе учится твой брат. Как его зовут?

– Не смей. – Она бросает платье на пол и делает два шага навстречу, тыча указательным пальцем.

– Мэлу. Точно. – Нравится наблюдать, как меняется ситуация, как контроль переходит в мои руки и жертвой становится Кристалл. – Ты можешь обмануть окружающих, но академия знает, что ты дорожишь им, и за обман они убью его.

– Никто не должен об этом узнать. – Она подошла ко мне вплотную, хватая за руку. – Мэлу не должен пострадать.

– Почему у тебя нет элиассов?

– Есть теория, согласно которой один и тот же элиасс может подойти кровным родственникам, если старший его забрал, то младший будет обречён.

– Глупости. – Сбрасываю её руку и отхожу в сторону. Не хочу принимать сплетню за правду, иначе я проиграла и Герет останется один.

Кэрол хватает меня за плечо, привлекая внимание. Пальцы впиваются в кожу.

– Обещай, что никому ничего не скажешь.

– Плевать мне на тебя.

Расходимся в разные стороны. Она кидает

платье мне на кровать и возвращается к своим тряпкам, складывает их, перемещает с места на место, будто этот процесс её успокаивает. А я ухожу в душ, вымываю волосы, привожу ногти в порядок, аккуратно их обстригаю и выпиливаю. На выходе замечаю, что комната опустела – пора на завтрак.

Первая половина дня проходит медленно – я листаю учебники, а Кэрол копошиться над образом, чем нервирует до скрежета зубов. Через пару часов начинаю сомневаться в правильности своего поведения. Не слишком ли пренебрежительно я отношусь к внешнему виду? Его будут оценивать, а праздничные наряды и вечерний макияж не входят в круг моих интересов.

Кошусь на Кристалл, та сидит напротив зеркала и наносит румянец. Полусобранная причёска со струящимися локонами на спине добавляют женственности, а лёгкий макияж наивности. Может быть в этом секрет? Сделать образ безобидной овечки, на которую вряд ли повышают убийство?

Заметив мой взгляд, она самодовольно усмехается.

– Ты что-то хочешь?

Не хочу признавать, но помощь мне бы не повредила. Мои навыки пользования косметикой заканчиваются удачно нарисованными стрелками и не более.

– Поможешь? – Единственное слово, которое даётся мне тяжелее, чем часовая тренировка. Ненавижу слабость и немощность.

– Садись. – Она дожидается, когда я займу место на стуле, после чего касается моих волос и произносит: – Это не справедливо, что вас необученных кидают на церемонию. Нас научили краситься, мы знаем старшекурсников и следили за вами. Плюс у нас были азы актёрского мастерства, а вы ничего не знаете о незаметных убийствах.

– Таков отбор.

– Такова академия.

Она заплетает мне по две косы с каждого бока, после чего собирает их в высокий хвост, выпускает пару прядей, закручивает их в крупные и небрежные локоны. Зачёсывает основания хвоста, создавая объём и только после переходит к макияжу. Она рисует стрелки, но добавляет золотые блёстки на веки, румяна и персиково цвета помаду. Эти детали делают образ менее строгим и холодным, но оставляют присущую мне высокомерность.

– Надеюсь, ты мне не попадёшься.

– Разве тебя волнует исход испытания?

– Хочу уйти красиво, показать, что отбор по элиассам бессмыслен.

– Фактически это обман. Они тебя выбрали, но ты сама отказалась их принимать.

Она хмыкнула и пожала плечами, после развернулась и направилась к кровати, давая понять, что разговор окончен. Она снова превратилась в глупую девочку, что интересовали только красивые тряпки.

Через час мы обе стояли в вечерних платьях, подолы которых касались пола. Пышные юбки струились сатином, образовывая складки. Кристалл выбрала лавандовый цвет, а я отдала предпочтение чёрному, усыпанное золотой вышивкой, плечи закрывали металлические наплечники, соединённые между собой провисающими цепями спереди и сзади. На спине они висели каскадом, доходя до поясницы. Весила эта конструкция не мало, но как эффектно смотрелась. Герет ничего не сказал, но я видела осуждение в взгляде – ему не нравилась помпезность образа, а мелкие детали можно было легко оторвать.