Гном и Кассандра
Шрифт:
— А, так мы уже на «ты»?
— Ну да. А ты против?
— Да ладно. Тебя звать-то как?
— Гера. А тебя как?
— Зови Алей тогда уж. Кстати, Гера. Ты вообще-то куда едешь-то?
— Я? А ты куда?
— Ну ты нахал. Ладно, я на вокзал еду. Дело у меня там. Понял?
— Ну вот. И я на вокзал. Дело у меня там.
— Голову не морочь. Какое такое дело?
— Просто… Мне показалось, что они вас заметили.
Так. А вот это уже не шутки. Совсем. Пацан такой: раз сказал, значит есть тема. А коли тема есть, значит жабры по течению! И не нужно выпытывать, он ничего путного не скажет
— Так. А вот теперь, как там тебя, Гера, — я сойду. Да, я сойду… И изволь молчать!.. Вот и чудно. Ступай сейчас к себе. Дальше я одна. Вот и умница.
* * *
Когда до одури хочется затеряться в толпе, стать уличной молекулой, миражным промельком, сгущением пустоты, люди, словно учуяв, начинают словно бы шарахаться от тебя, создавать вокруг некую мертвую, обозримую зону отчуждения.
Боясь оглянуться по сторонам, я досеменила до подземного перехода, облегченно нырнула в его спертое дупло. Задела кого-то своим костлявым рюкзаком, и только тут рискнула оглядеться по сторонам. Да нет! Право же нет никого подозрительного. Вообще, почти одни бабы кругом. Можно даже дух перевести. Выгляжу, небось, как чушка! Ай да ладно. От подземного перехода только улицу перейти, и вот тебе вокзал. Йо-хо-хо, добрести бы только!
* * *
Опять повалил сырой, слезливый снежок, улица съежилась, у людей пропали лица, небо разбухло, как свернувшееся молоко. Легко сказать, улицу перейти. Зона отчуждения опять возникла, распёрлась, как купчиха, ощерилась, вот, мол, она, ежели кому надо!
Мигнула ядовитая прозелень светофора. Не угодно ль вперед!
И вот тут… Какой-то сильный боковой удар откинул ее в сторону от дороги. Охнув, она завалилась на бок, упала ничком в сугроб, больно ударившись локтем обо что-то, кажется, об урну. Глухо звякнул чемоданчик в рюкзаке. Вот тебе и подарок домашнему умельцу. «Всё, хана», — отчетливо и равнодушно произнес внутренний голос…
Дальше было невообразимое — поросячий визг тормозов, какая-то смутная, сопящая давка вокруг, охи, ругань. Потом кто-то истошно заголосил: «Уби-и-ли! Уб-и-ли!» — «Кого убили-то, господи? Не меня ль?» — «Да нет, не вас. Мальчика, мальчика убили!..»
Какого такого мальчика еще… А!?
Аля вскинулась, поднялась на колени, тряся головой и сбрасывая с лица ошметки полуснежной слизи. Галдящий народ возмущенно роился чуть в стороне, вокруг чего-то недвижного, распластанного на сугробе. Аля, почуяв недоброе, вскочила на ноги, остервенело мыча, растолкала людей и присела на корточки.
— Эй!.. Ну как там тебя, господи! Что там у тебя? А?! Ну что ты молчишь, тормоз проклятый?
— Сама ты тормоз, — лежащий поднял голову. — И звать меня Гера? Забыла, что ли?
— Идиот! — заорала Аля с такой надрывной, плаксивой истошностью, что ужаснулась сама. — Ты тут шутки со мной шутишь, да?!
— Ничего себе шутки, женщина! — сказала стоящая позади дама одышливым, негодующим басом. — Мальчишку машина сбила, она про шутки. Какая машина?! А то я знаю. Серая такая. Шырк на тротуар! Будто нарочно, ей богу. Мальчишка
— Ой, не надо скорую! — Герка, заметно кривясь от боли сел, надвинул на брови слетевшую было гномовскую шапочку. — Зачем скорую. Вон Алька здесь же. Да?!
Он глянул на нее исподлобья, как-то по-особому набычившись, словно желая сказать: «Ну не молчи же ты, как дубина».
— Ну да, — неуверенно кивнула Аля. — Мы сами как-нибудь. Он шажок, я прыжок. И придем на торжок. Я вот сейчас ему подняться помогу, и мы сами. Так ведь?
— А вы вообще-то, женщина, кто ему будете? Мать что ли? — Слово «мать» она произнесла, заметно клацнув зубами.
— Вам-то, гражданка, какая печаль? — спросила она с суровостью кладовщицы. — Сестра я ему. Ясно? И вообще, нечего тут гужеваться.
Она нагнулась над ним и приподняла за плечи. «Чего скорую-то не хочешь, — мало ли что там, вдруг перелом какой, а?» — «Нету там перелома. Я ж знаю. А они меня потом из скорой в детдом отправят. Мне это надо?». — «Ладно. Тогда пошли, что ли, на вокзал?»
— На вокзал нельзя никак. Они мой рюкзачок вместо твоего взяли. Они похожие. Запросто могут вернуться. Те, кто тебя сбить хотел.
— Так меня что, сбили, что ли!
— Не ори, люди оборачиваются. Тебя не сбили. Но хотели. Это я тебя в сугроб толкнул. А потом машину занесло, меня просто задом задело. Сейчас пошли в магазин. Они запросто вернуться могут.
— А в магазин-то почему?
— А там незаметнее…
* * *
Где проще всего затеряться? Ясно, что в продуктовом магазине. Даже в самом захудалом магазинчике затеряться много проще, чем на битком набитом стадионе. Потому что в магазине все одинаковы. Решительно все. Особенно женщины. Те вообще неразличимы. И чем бедней магазин, тем оно надежней.
А очередь — это вообще, как совокупная шапка невидимка. Встал — хоп! и нету тебя. Особенно, ежели магазин привокзальный. Привольно, как игле в стогу сена.
Герка впихнул меня в очередь, и я сразу растворилась среди подобных себе. Даже как будто уютнее стало. Были такие рыбки, аквариумные. Гуппи. Серенькие такие. Их еще гупёшками звали. Вот я и стала — гупёшкой. Среди подобных себе. Правда, приглядевшись, обнаружила, что вокруг меня как-то всё больше мужики. Я не успела это осмыслить, как очутилась возле прилавка.
«Н-ну? — глаза продавщицы были похожи на пару солдатских пуговиц. — Да говори ж ты, людей не задерживай? Сколько, сто? Сто пятьдесят? Двести?»
«А… двести — это сколько?»
«Это стакан, считай, — сипловатым, простуженным голосом ответил мужик сзади, — бери — не промахнешься».
«Давайте двести,» — кивнула я, решив не заморочиваться.
«Закуску брать будешь?» — поинтересовалась продавщица, наливая мне нечто в пластиковый стакан.
«Так это что у вас, водка что ли?» — пожалуй, я выглядела глупейшим образом, потому как лицо продавщицы исказилось улыбкой.