Гномий Клинок
Шрифт:
— Как ты меня заставил это сделать? Я ни у кого ни шёл на поводу! Но мне почему-то спокойно, словно я хорошо выполнил свой долг…
— Ничего я тебя не заставлял! Это был твой собственный выбор — и, похоже ты им доволен.
Плеск воды заставил их вздрогнуть и обернуться. Лицо старха показалось над речной гладью. Струи воды стекали с него, образуя призрачный шлем. Кондиг напрягся и пригнулся, выставив вперёд руки.
Старх смотрел на людей. Глаза его, большие и чуть навыкате, не выражали никаких чувств.
— Я вновь хозяин собственной судьбы. Однако вы — ещё нет. На этом берегу опасно. На том — пустынно и спокойно. Торопитесь!
Из воды появилась рука, протянутая в сторону
Элан повернулся.
— Давай, Кондиг, это твой шанс. А я пойду искать своё оружие. Если всё получится — через час я буду у вас. Если нет… В общем, не жди.
Воин напрягся.
— Я никуда не пойду! Тем более, с этим!
Хранитель пожал плечами:
— Тогда возвращайся обратно в клетку. Думаю, тебя не накажут. — Он повернулся и пошёл в сторону большого шатра, с удовлетворением слушая, как ругательства удаляются на другой берег — вместе с плеском воды.
Завязки на дверях пришлось распутывать зубами — но когда развязалась последняя и Элан шагнул в шатёр, в лицо ему брызнул яркий свет и с десяток наконечников упёрлись в грудь. Поняв, что попал в ловушку, человек замер.
— Всё-таки ты маг. Пожалуй, отдав тебя в руки церкви, я смогу совершить самую выгодную сделку за всю свою жизнь. — Н`Рёк довольно потирал руки. — Взять его!
Удар — и вновь всё окутала темнота…
Гигантская сеть, разодранная на части, валялась по всему побережью. Грея растянулась на камнях, довольно греясь на солнышке. Несколько человек-ящериц суетливо несли ей самые разнообразные припасы, поглядывая на кровавое месиво, оставшееся от самых смелых — или самых глупых. Когда огромный дракон расправляет крылья — нужно или склониться, или бежать — но уж не в коем случае на нападать, по крайней мере — хорошенько не подготовившись. Сейчас они торопливо доставали всё, что у них было съестного, надеясь, что насытившись, страшное чудовище побрезгует их худосочными телами. Глава группы, склонившийся в невообразимой позе, отвечал на вопросы дракона, вновь превратившегося в хорошенькую девушку.
— Так почему ты решил, что я магиня, жрец?
— Люди давно уже не могут приплывать на архипелаг Великого змея! Стархи не позволят проплыть или прийти сюда никому из людей! Они топят их корабли в двух лигах от берега, а то и прямо у причалов! Это сильные воины!
— Стархи? Это те люди-русалки, что только начали осваивать подводные гроты, когда я была здесь в прошлый раз?
— Похоже, это было очень давно, почтеннейшая! Уже около тысячи лет, как стархи сбросили ярмо людей, перестав быть их рабами и поклявшись, что ни один работорговец не омрачит гладь моря. И они очень не любят, когда их называют людьми…
— Человеческого в них всё равно очень много. Были б рыбами — давно ушли бы в глубины, оставив сухопутных жителей их судьбе. Однако откуда здесь рабовладельцы? Когда я уходила, все люди были объявлены равными!
В глазах человека — ящерицы вспыхнуло понимание.
— Так вы….
— Не сейчас. Продолжай.
В глазах собеседника Греи вспыхнул огонь фанатизма. Он встал на одно колено и заговорил — негромко, но страстно:
— Я, жрец народа Вар-Раконо, коготь клана бьющих прямо, Ракх-инти, клянусь помочь тебе, Та-Что-Приходит-Втроём, во всех твоих начинаниях.
— Тогда помоги своим молчанием! Сейчас я одна — и не собираюсь пока ничего делать, если не считать обильного завтрака. — Грея облизнула губы, оценивающе глядя на тело раконца. Тот вздрогнул, поклонился, и сев на землю, продолжил:
— Люди были равными недолго. Около сотни лет. Когда все равны — значит, к власти может пробиться любой. Как правило, пробивались самые изворотливые, подлостью и интригами прокладывающие себе
Народ тянулся в храмы, церковники потирали руки и богатели. Вначале восстановили все старые храмы, потом принялись за новые. В школах учителя «на добровольных началах» рассказывали подрастающим детям о необходимости веры и разгуле порока среди безбожников. Очередной президент оказался глубоко верующим. Церковные законы становились всё жестче, объявляя еретиком уже того, кто не нёс пожертвования… Потом церковь получила статус государственной — и начался новый передел власти. Кровь вновь полилась рекой — и теперь уже олигархи оказались не готовы. После очередной волны воин на всём континенте людей воцарилось единая власть церкви. Президент — фанатик, ставший кровавым тираном, уступил место епископу Конштейну. Тот пошёл ещё дальше — объявил, что поскольку души людские принадлежат богу, то их тела — воплощению бога на земле, или церкви…
Грея слушала, морща очаровательный носик и подъедая розовый нежный виноград…
Повозка вместе с толпою рабов медленно втягивалась в ворота Северина. Это город, первый увиденный Эланом в этом, таком непонятном мире, был довольно величественен. Огромные стены из тёмного камня устремлялись ввысь на десятки метров, защищая город от возможной угрозы. Толстые, не меньше дюжины шагов в ширину, они создавали ощущение надежности — и несокрушимой мощи…
Каменная кладка центральных улиц, по которым двигалась повозка с хранителем — остальные сразу же куда-то свернули за городскими стенами, была ровной и аккуратной. Клетку почти не трясло, и арбалетчики, державшие на прицеле мага, сумевшего вырваться за пределы зачарованных оков, позволили себе немного расслабиться. Они положили оружие на колени, не переставая пристально следить за ценным узником, и начали негромко переговариваться.
— Ну что, маг? Не передумал? Знаешь, что церковь делает с такими, как ты? — Н`Рёк, ехавший рядом с повозкой на великолепном жеребце, был настроен серьёзно. — Это твой последний шанс.
— Не понимаю, о чём ты. — Элан усмехнулся. — Не засти, город мешаешь смотреть…
— Смотри, смотри… Может быть, это последнее, что ты видишь в жизни. У ждущих триединого есть такая милая пытка — на глазные веки, широко раскрытые с помощью специальных приспособлений, капают капли воды… По одной в минуту. После трёхсотой ты слепнешь, после трёхтысячной — сходишь с ума. Так что смотри, пока можешь…
Мерзко ухмыльнувшись, Н`Рёк отстал, придерживая лошадь и снимая шапку — телега въезжала на главную площадь. Все здания, окружавшие её, не имели окон — но двери зданий выходили в сторону церкви.
Огромная, выложенная тёмным, не отражающим лучи света камнем, площадь поражала не столько размерами, сколько именно необъятностью этой первозданной черноты — казалось, что телега едет по остывшим углям ада… И посреди этого мрачного поля возвышалось огромное белоснежное здание, покрытое золотой росписью и главенствующее над всеми зданиями города — храм триединого.